– И в этот момент эпоха Венского конгресса – мир, где монархи питали друг другу бесконечное доверие, ибо все происходили из одного класса – сменился миром коалиций, наподобие тех, которые сложились перед войной за Испанское наследство, – сказал адмирал Ларионов.

– Совершенно верно, Виктор Сергеевич, – с жесткой улыбкой сказала генерал Антонова, – Крымская, или Восточная, война – это переломная точка, отделившая первую половину девятнадцатого века от второй. Могу лишь добавить, что оба главных участника антироссийского альянса – и королева Великобритании Виктория, и французский император Наполеон Третий – имели на это глубоко личные причины, никоим образом не относящиеся к государственным интересам своих стран.

– Постойте, госпожа Антонова, – сказал британский король, – нам прекрасно известно, что Наполеон Третий был буквально взбешен, когда русский император Николай Первый обозвал его в поздравительном письме по поводу коронации дорогим другом вместо дорогого брата. Но зато моя маман, как считается, действовала исключительно в государственных интересах, ибо Российская Империя угрожала британским владениям в Индии и по всему миру. В то время я пребывал в уже достаточно зрелом возрасте, и прекрасно помню разговоры о том, как огромное государство на Востоке утесом нависает над Европой и всем миром, и как для нас важно сократить влияние Санкт-Петербурга на международные дела, уменьшив непомерную мощь Российской Империи. Русский император Николай Первый и в самом деле был не самым добрым государем. Он вторгся со своими армиями в Венгрию, подавлял стремление к свободе многих кавказских народов, и по его приказу после битвы при Синопе русский военный флот расстреливал спасающихся вплавь турецких моряков.

– И все это правда только потому, что об этом писали британские газеты, – с сарказмом произнес император Михаил, – ты, дядя Берти, думай, что ты говоришь и кому. В Венгрию русские войска вступили по приглашению законного венгерского короля и австрийского императора Франца-Иосифа, который отблагодарил за свое спасение жесточайшей неблагодарностью. Что же касается подавления стремления к свободе народов Кавказа, то эта свобода воспринималась ими как возможность совершать набеги на русские селения, грабить и уводить в рабство подданных империи. Если бы подобные свободолюбцы обитали поблизости от ваших владений, то к настоящему моменту они были бы истреблены, как какие-нибудь аборигены Тасмании.

А вот это был удар королю не в бровь, а в глаз. Если истребление американских индейцев было совершено руками североамериканских поселенцев, за которых правительство в Лондоне как бы не несло никакой ответственности, то геноцид тасманийцев целиком и полностью находился на совести британских поселенцев. Но генералу Антоновой произведенного императором эффекта показалось недостаточно, и она добавила немного от себя.

– И вообще, ваше британское величество, – сказала она резко, – не британской державе, на протяжении столетий жестоко подавляющих своих подданных ирландской национальности, рассуждать о подавлении стремления к свободе. Один Великий Голод, случившийся в конце сороковых, унес в могилу шестую часть ирландского населения, и еще столько же заставил эмигрировать в Северную Америку на кораблях-гробах, едва способных пересечь океан, не развалившись в пути. В настоящий момент население этой вашей территории вдвое меньше, чем до 1845 года; и почти столько же населения, как сейчас, было в независимой Ирландии, когда наша эскадра покинула мир двадцать первого века, хотя впоследствии эта территория больше не переживала катаклизмов подобного масштаба. Ущерб, нанесенный ирландскому народу в правление вашей матери, оказался невосполнимым.