Она настаивала, как будто речь шла о жизненно важном вопросе.
– Клянешься?
Растроганный, Вильям успокоил ее:
– Клянусь: я постучу тебе в дверь в восемь часов.
– И не уйдешь, пока я не открою.
– Зачем?
– Чтобы проверить, что я услышала.
– Ладно.
– Повтори! – приказала она.
С добродушной улыбкой Вильям покорно повторил:
– В восемь часов я буду стучать тебе в дверь, пока ты не откроешь.
– Так. А если я не отвечу, ты зайдешь.
Он терпеливо согласился – так успокаивают ребенка.
– Обещаю и клянусь.
Она поблагодарила, вся в слезах.
Ложась спать, Вильям вспоминал, в какой гармоничной простоте прошел вечер, который он разделил с Мандиной и папашей Зианом. По сути, они были семьей. Понадобилась болезнь Джеймса, чтобы он это осознал. Почему он хотел разделить два мира – его собственный и Мандины? Чего он боялся? Не он ли испортил сына, навязав ему этот разрыв?
Спал он плохо. И мало. Джеймсу требовалась немедленная пересадка. Иначе…
Измотанный, с облегчением глядя, как розовеет небо, он приготовился отвезти свою семью в полном составе к сыну.
Приняв душ и побрившись, он заметил, что на часах восемь десять, и вспомнил о своем обещании. Он поднялся на гостевой этаж и поскребся в дверь Мандины.
Никакого движения в комнате.
Он постучал снова. Потом, не слыша ничего, кроме тяжелой тишины, крикнул через дверь:
– Мандина, пора вставать!
Никакой реакции.
Он нажал на дверную ручку, та поддалась.
На цыпочках он проник в комнату и приблизился к кровати.
– Мандина!
Она не шевельнулась.
Только тогда он заметил пустые коробочки на полу и записку, положенную на видном месте:
Мои почки для Джебе.
Мандина покончила с собой, чтобы спасти сына.
В последующие часы Вильям мог только констатировать, с какой тщательностью Мандина все предвидела и спланировала. Для умственно отсталой это было ошеломляющим достижением! Кто-то ей помогал? Или же в приливе энергии – а может, в порыве любви – она нашла способ понять то, что обычно не проникало в ее мозг?
Она выбрала медикаменты, которые поставили ее на грань смерти, чтобы оказаться в госпитале еще живой, подходящей для пересадки. Все было рассчитано по минутам. Всасывание препарата, обнаружение тела Вильямом, время перевозки. Конечно, оставалась доля риска: ее любой ценой могли попытаться реанимировать.
И тут, как она и предвидела, должен был вмешаться Вильям. Он предупредил медиков о сложившейся ситуации: она убила себя, чтобы отдать свои почки сыну. Если ее воля не будет исполнена, то рядышком лягут два трупа: Джеймса и ее, когда она очнется и узнает, что ее не послушали. Врачи разыграли обычную комедию – «Мы не можем принять во внимание эту информацию, мы должны ей помочь», – но втайне посовещались и назначили операцию. Несколько часов спустя ее почки были пересажены в тело сына.
Джеймс, после долгого послеоперационного периода, пошел на поправку. Он перенес пересадку. Хотя медицинский кодекс обязывает скрывать происхождение органов, Вильям, посоветовавшись с врачами, сообщил сыну правду. Джеймс казался оглушенным этой новостью. Вильям, сочтя, что жертва матери может его раздавить, попытался поговорить с сыном, чтобы избежать глубокой травмы, но всякий раз тот мрачнел и переводил разговор на другую тему.