Папаша Зиан заказал служанке бутылку сидра и четыре стакана, не озаботившись выяснить предпочтения каждого.

Он не спеша выпил, вытер усы, потом поставил глиняный стакан и воскликнул, нацелившись на Вильяма:

– Почему?

– Почему – что? – вкрадчиво переспросил Вильям.

Он не был уверен в смысле вопроса: папаша Зиан спрашивал, почему он сбежал или почему он вернулся?

Так же жестко и настойчиво папаша Зиан повторил:

– Почему уехал?

Этот вопрос смущал Вильяма меньше, чем другой.

– Я был очень молод.

– Однако достаточно стар, чтобы переспать с Мандиной.

– Слишком молод для отцовства.

– А для материнства? Мандине столько же лет, сколько тебе.

Реплика прозвучала, как удар хлыста; однако за этой агрессивностью Вильям почуял возможность договориться – ведь тот обращался к нему на «ты»; пусть папаша Зиан осуждал его, но еще мог с ним примириться.

– Мы занимались любовью, и ничего больше. Мы не собирались ни жениться, ни заводить детей.

– Говори за себя.

Вильям склонил голову, сознавая свою неискренность. Мандина всегда предполагала связать жизнь с «ее принцем», но он делал вид, что ничего не слышит, а потом просто забыл.

– После моего возвращения в Париж я не поверил тому, что говорила Мандина. Или же не захотел поверить. Ну, то есть не совсем, я ведь дал деньги Мандине, чтобы она могла сделать аборт в больнице.

Папаша Зиан пожал плечами и посмотрел на солнце за окном. На несколько секунд он, казалось, полностью ушел в созерцание светлого неба, впитывая его сияние и отдалившись от сидящих рядом людей. С незамутненным челом и глазами столь же синими, как небесный свод, с отсутствующим видом, он наконец проворчал глубоким горловым голосом:

– Вы, парижане… вы презираете нас, потому что мы живем рядом со своими животными. А вы бы понаблюдали за ними, за животными, кое-чему научились бы. У животных самцы помогают кормить и растить своих детенышей.

Вильям отвернулся, глубоко задетый, не зная, что возразить. Свирепый тон папаши Зиана заставил Мюллера и Джонсона несколько секунд помолчать из чувства приличия, но затем они взялись за дело.

– Господин Тьевеназ, могу вас заверить, что наш клиент сейчас сожалеет о своем тогдашнем поведении, ему стыдно, это и послужило причиной его приезда сюда, и он надеется исправить ошибку, взяв на себя определенные обязательства.

– Исправить? Людей нельзя исправить, как машину или тостер.

– Как мы и написали в письме, наш клиент готов признать ребенка, участвовать в тратах на его воспитание и выплатить матери соответствующую сумму.

– Соответствующую кому? Нам или ему? В вашей писульке об этом не говорилось.

– Миллион евро, – озвучил Мюллер.

– Значительная сумма для обеих сторон, – добавил Джонсон.

– Разумеется, предварительно мы проведем тест ДНК, – подвел итог Мюллер.

Поначалу удивившись и не веря, папаша Зиан сплюнул и растерялся. Прекратив любоваться природой, он бросил взгляд на Вильяма, ища подтверждения. Тот кивнул. Папаша Зиан нахмурил лоб, изрытый морщинами.

Обеспокоенный Мюллер вмешался:

– Предложение господина Гольдена казалось нам излишне щедрым, но он настаивал, поскольку считает его соразмерным причиненному ущербу.