Я чувствовала себя разбитой, и каждый мускул у меня болел, когда я проснулась на следующее утро. Дотащилась до клозета, потом до лохани с водой. Внутри все переболталось, как в маслобойке. Меня словно долго били тупым предметом, что, впрочем, было близко к истине. Этот самый предмет я и увидела, подойдя к кровати, но выглядел он сейчас сравнительно безобидно. Его обладатель пробудился, когда я села рядом с ним, и поглядел на меня с выражением, которое я охарактеризовала бы как чисто мужское самодовольство.

– Кажется, это были тяжелые скачки, англичаночка, – сказал он, легонько дотронувшись до синяка на внутренней стороне моего бедра. – Набила седлом, да?

Я прищурилась и показала пальцем на след глубокого укуса у него на плече:

– Ты и сам выглядишь немного потрепанным, паренек.

– Ясное дело, – заговорил он с подчеркнутым шотландским акцентом, – ежели спишь с мегерой, тебе уж точно достанется.

Он протянул руки, обхватил меня за шею и притянул к себе.

– Иди ко мне, моя мегерочка. Покусай меня еще.

– Нет-нет, не надо, – испугалась я. – Ничего не могу, у меня все болит.

Но Джеймс Фрэзер был не из тех мужчин, которым можно сказать «нет» и на этом успокоиться.

– Это будет очень нежно, – улещивал он меня, неумолимо затягивая к себе под одеяло.

И он был таким нежным, какими могут быть лишь очень большие и сильные мужчины, обращался со мной бережно, словно с перепелиным яичком, и эту нежную настойчивость я восприняла как продолжение вчерашнего урока. Он может быть нежным, но отказывать ему нельзя.

Потом, все еще держа меня в объятиях, он потрогал побледневшие синяки, оставленные его пальцами у меня на плечах два дня назад на обочине дороги.

– Ты прости меня за это, mo duinne, – сказал он, тихонько целуя их. – Я был не в себе, когда сделал это, но злость – не оправдание. Стыдно причинять боль женщине, в себе ты или не в себе. Я больше никогда не буду.

Я засмеялась не без иронии.

– Ты извиняешься за эти вот? А за остальные? Я вся в синяках с головы до ног!

– О? – Он повернулся и окинул меня пристальным взглядом. – За эти, на плечах, я прошу прощения, а за те, – он легонько шлепнул меня пониже спины, – за те нет, ты их заслужила, и я солгал бы, сказав, что сожалею. Что касается этих вот, – он дотронулся до бедра, – я за них тоже не прошу прощения, потому что ты мне отплатила полной мерой.

Он, поморщившись, потер плечо.

– Ты мне пустила кровь по меньшей мере дважды, англичаночка, а спина у меня горит огнем.

– Что поделать, спал с мегерой, – усмехнулась я. – Извинений не дождешься.

Он засмеялся и повалил меня на себя.

– А я и не просил, чтобы ты извинялась. Если я помню правильно, я сказал: «Укуси меня еще разок».