Он смотрел на меня всего мгновение, потом вдруг встал и отошел в сторону.

– Уходи, – сказал он, мотнув головой в сторону двери. – Если ты так думаешь обо мне, то уходи. Я не стану тебя преследовать.

Я замолчала, наблюдая за ним. Зубы у него были стиснуты от гнева, он нависал надо мною, словно Колосс Родосский[38]. Свой темперамент он на этот раз крепко держал в узде, но разгневан был так же сильно, как на дороге к Дунсбери. Но он сказал, что думал. Если бы я предпочла уйти, он бы меня не удерживал.

Я задрала подбородок вверх и стиснула челюсти так же крепко, как и он.

– Нет, – ответила я. – Нет. Я не привыкла спасаться бегством. И я тебя не боюсь.

Его взгляд задержался на моем горле, где как бешеный колотился пульс.

– Да, я вижу, – произнес он, глядя на меня сверху вниз.

На лице у него постепенно появилось выражение вынужденной уступчивости. Он присел на кровать, подальше от меня, я тоже села – с опаской. Он несколько раз глубоко вздохнул, лицо мало-помалу приняло обычный для него бронзовый оттенок.

– Я тоже не привык убегать, – сказал он ворчливо. – Ладно. Скажи мне, что значит «затраханный».

Мое удивление было столь очевидным, что он поспешил объяснить:

– Если ты непременно должна давать мне прозвания, дело твое. Но я не хочу выслушивать то, на что не могу ответить. Я понимаю, что слово это грязное, судя по тому, как ты его выговорила. Но что оно значит?

Он захватил меня врасплох, и я засмеялась – несколько смущенно.

– Оно значит… ну, оно значит то… что ты хотел сделать со мной.

Одна бровь взлетела вверх, на лице появилась кривая усмешка.

– А, значит, перепихнуться? Я был прав, словечко очень грязное. А что такое садист? Ты меня один раз так назвала.

Я подавила желание рассмеяться.

– Ну, это такой человек, который… э-э… получает сексуальное удовлетворение, причиняя боль.

Лицо у меня побагровело, но сдержать улыбку я так и не смогла.

Джейми фыркнул.

– Ты не очень-то мне льстишь, – сказал он, – но я не могу возразить на твои замечания.

Он глубоко вздохнул, откинулся назад и расцепил руки. Расправил пальцы, положил руки ладонями на колени и посмотрел мне в лицо.

– Что же это такое? Почему ты так себя ведешь? Девушка? Я сказал тебе тогда чистую правду. Но это не вопрос доказательства. Это вопрос о том, веришь ли ты мне или нет. Ты веришь мне?

– Да, я тебе верю, – неохотно призналась я. – Но дело не в этом. Или не только в этом, – добавила я в порыве полной честности. – Я думаю, дело в том… словом, обнаружилось, что ты женился на мне из-за денег, которые ты должен получать.

Опустив глаза, я водила пальцем по узорам на одеяле.

– Я знаю, что не имею права жаловаться, ведь я тоже вышла за тебя из эгоистических побуждений, но…

Я прикусила губу и сглотнула, чтобы голос звучал яснее.

– Но и у меня ведь есть своя гордость, знаешь ли.

Я бросила на него взгляд исподтишка и обнаружила, что он уставился на меня с выражением полного ошеломления.

– Деньги? – произнес он пренебрежительно.

– Да, деньги! – Меня возмутила эта его небрежность. – Когда мы вернулись, ты поспешил выложить Колуму, что ты женился и теперь требуешь свою долю из доходов Маккензи.