И, подхватив меня покрепче, он направился к лестнице.

Я проковыляла по комнате на все еще подгибающихся ногах и с чувством благодарности рухнула на огромную кровать с балдахином, которую нам предоставили по статусу молодоженов. Она была такая мягкая, зовущая и – благодаря заботе вездесущей миссис Фиц – чистая. Я подумала, не стоит ли она того, чтобы я сделала над собой усилие и умылась, прежде чем поддамся искушению уснуть.

Едва я подумала, что поднять меня сейчас могла бы разве что труба архангела Гавриила[37], как вдруг увидела, что Джейми успел не только умыться, но и причесался и направляется к двери.

– Разве ты не собираешься лечь спать? – удивилась я, так как считала, что Джейми устал не меньше моего, разве что сидеть в седле ему не было больно.

– Я ненадолго, англичаночка. У меня есть небольшое дело.

И он вышел, а я осталась сидеть, уставившись на дубовую дверь с очень неприятным ощущением где-то в глубине желудка. Я помнила выражение радостного ожидания на лице у Лаогеры, когда она вышла из-за угла, услыхав голос Джейми, помнила и сменившее его выражение гневного разочарования, едва она увидела меня у него на руках. Помнила я и то, что Джейми на мгновение сам весь напрягся при виде Лаогеры, – какая досада, что я в тот момент не могла посмотреть ему в лицо! Мне бы очень этого хотелось! Похоже, что теперь он ушел не отдохнув, но зато умывшись и причесавшись, чтобы разыскать Лаогеру и рассказать ей о нашем браке. Если бы тогда в коридоре мне удалось увидеть выражение его лица, я бы сейчас представляла себе, что именно он ей скажет.

Полностью поглощенная событиями прошедшего месяца, я начисто забыла о девушке и о том, что она могла значить для Джейми, а он для нее. Правда, я подумала о ней, когда встал вопрос о нашем с Джейми скоропалительном браке, но он ничем не показал, что она может оказаться помехой в каком бы то ни было смысле.

Но конечно, если ее отец не даст согласия на брак дочери с человеком вне закона, а Джейми нужна жена, чтобы получать свою долю доходов Маккензи… ну, в таком случае ему все равно, что одна жена, что другая, он взял бы ту, какая подвернулась. Я считала, что достаточно хорошо узнала Джейми, чтобы представлять себе, насколько глубоко укоренилась в нем практичность: так и должно было произойти с человеком, который последние четыре года, по существу, провел в бегах. Он, принимая решения, не стал бы руководствоваться сантиментами по поводу привлекательности розовых щечек и волос цвета расплавленного золота. Но это не значит, что ни сантиментов, ни привлекательности не существует вообще.

Была же, в конце концов, та маленькая сценка в алькове, свидетельницей которой я стала: Джейми держал девушку на коленях и пылко ее целовал (мне вспомнилось, как он говорил мне, что ему приходилось обнимать женщин и что сердце у него при этом колотилось, а дыхание прерывалось)… Тут я обнаружила, что крепко сжимаю в руках и укладываю в складки край зелено-желтого одеяла. Я бросила это занятие и отерла подолом рубашки руки, только теперь заметив, какие они у меня грязные, – два дня подряд я не выпускала из них поводья, а умыться возможности не было.