— Кто переменится? — взвилась мать. — Ты что несешь, борзописец?! Когда это История менялась?

— Когда угодно… — ласково и дружелюбно ответил сын. — Ладно, маман, не надо бить копытами.

— Ну и дуб ты, Илья, — воскликнула мать.

— Валя! — бабка всплеснула руками от негодования — Ну, петухи!

— Ничего, бабаня, голубок ты мой, дуб — это ценная порода древесины! весело сказал Илья. Он лениво поднялся, ушел в переднюю и вернулся со свертком.

— Я принес вам три привета. Слышишь, мать? От твоего мужа, моего отца и бабаниного зятя.

— Как он выглядит? — заволновалась бабка. — Худой?

— Как обычно. — Илья развернул сверток. — Вот, принес.

— Ай, Семен, Семен! — бабаня разулыбалась, прослезилась от удовольствия. — Красивый свитер, дорогой, а? Надень, Илюша, — не мал?

Мать закурила, сунула зачем-то коробок спичек в карман халата и вышла из кухни.

— Балует, — громко сказала она в комнате вроде бы самой себе.

Бабка топталась вокруг здоровенного внука, оглаживая новую вещь на нем, красивую, дорогую, отец подарил:

— Раздался, раздался…

— Раздался… — сказала мать в комнате, — скоро вышибет дно и выйдет вон.

Бабка суетилась, как курица, которой нужно срочно снести яйцо.

— Илюша, — она понизила голос, чтоб дочь не слышала. — А сам-то он, Семен, как?

— Ну я же сказал, баб, нормально!

— Мосты он сделал себе? Собирался…

— Бабань, знаешь, я уже лет с пятнадцати никому в рот не заглядываю.

— Напрасно, — ехидно вставила мать, — может, ума бы у кого набрался.

Илья подошел к ней, обнял прямые худые плечи.

— Мать, — нежно протянул он, — давай, наконец, дружить. Махни ты на меня чем-нибудь, допускай все до…

— До лифчика, знаю… — перебила мать и вздохнула: — Удивительно, как мы воспитали такую свинью.

Стирали вдвоем молча и споро. Илья выжимал белье — в машине отжим уже лет семь не работал — и развешивал его на балконе.

— Сегодня, глядишь, без приключений обойдется, — обронила ненароком бабаня и сглазила. Минут через пять грохот оборвался, стало слышно стрекотанье маленького будильника в столовой, и на лестничной клетке всплеснулись голоса соседских мальчишек.

— Заткнулась, проклятая! — бабаня в сердцах махнула мокрой, в мыльной пене рукой. — Давай, Илюша!

Илья вытер руки не стиранной еще материнской юбкой и полез в мотор.

— Когда это кончится, — забубнил он, — ее на свалку пора, эту старую идиотку… Если даже человек выживает под старость из ума…

— Почему ты кивнул в мою сторону? — насторожилась бабаня.

— «Ура» — скоро салютовать начнет. Ее бы на парад…

— Не болтай! — откликнулась из комнаты мать. Илья усмехнулся, подмигнул бабке и продолжал уже громче:

— Кроме всего, в машине есть нечто крамольное. Что такое «ура» без восклицательного знака? Это едкая ирония.

Бабка сердито ущипнула внука за руку, мол, не заводись, не связывайся. В дверях ванной показалась мать.

— Кстати, — спокойно сказала она, — что за новая дребедень на твоем захламленном горизонте?

— Не понял.

— В редакции. С писклявым голосом.

Илья неторопливо выжал бабкину кофту, сказал с грузинским акцентом:

— Зачем человека обижаешь, дарагой? Практиканточка это, студенточка, Леночка. Невинное дитя… А ты на него такие — вах! — слова говоришь!