— Надолго ли требуется? — спросил Удача.
— Да всего по приезду, голубчик, немца нашего Колыванского — братского расходчика... Заболел, вишь, у себя, в чухонщине. Сегодня приедет — назавтра получим и с благодарностью принесу... сам готов десять раз услужить.
— Ладно, ладно... почему тебе не дать?.. Охотно!..
— Скажи только, как Колыванский немец с тобой в дело-то вошёл?.. Ведь в подряды тебе вступать нельзя же...
— Да, чудак, тут не я своей рожей, а есть юркий молодчик на все руки... Он сорудовал... Клементью не дал и у Гришухи из-под лап вырвал верный барыш... Да барыш-то какой?! Как не поддаться искушенью!..
— А! Понимаю теперь — и без слов! — вдруг сделавшись из расположенного чуть не зверем, рыкнул Удача. И захлопнул ящик с деньгами, начав уже отсчитывать просимую ссуду.
— Захар Амплеич, да что с тобой сталось? — робко спросил озадаченный казначей.
— То, что не дам тебе ни полушки... Тут Нечайка замешался... пропадай же и ты с мошенником, коли водишь с им шашни!.. Мне не след на свою голову... за посмех... из петли вынимать змея... Довольно подурачился!.. Пора подумать об отливанье мышкиных слёз блудливой кошке...
Встал. Ушёл и не показался больше приведённому в отчаянье казначею.
Вон он какой гусь — Удача-то! Стало, всё кончено с ним. И на глаза не примет...
— С Субботой — будь он дома — может, и удалось бы повернуть дело по-старому!.. — видя тоску мужа, вздумала ночью раз посоветовать Февронья Минаевна.
За запретом она хотя и долго не смела упоминать имя прежнего жениха дочери, но теперь, выслушав от сожителя затруднительные обстоятельства казначея софийского, грозившие бедой и им, разумная советница считала и себя обязанной высказаться.
— Пролитое полно не бывает... Руками не сложишь этой свадьбы, коли парня нет, а отец знать нас не хочет!.. — отозвался чуть не в бешенстве Нечай. Перед ним воскресли вдруг теперь все низости, проделанные им, чтобы сделать разрыв полным.
— А как бы ладно было!.. И Глаша бы перестала таять...