— Ты, Микиша, с лица спал. Уж не хвораешь ли?

И снова заглянула в его глаза.

   — Ништо, лицо. Ты на птицу глянь.

Высоко, по-мальчишески, подпрыгнул, захлопал в ладоши.

   — Я такое нынче понадумал...

Прижался щекою к её круглому плечу, почему-то чуть слышно шепнул:

   — Вся сила в том, чтобы середину найти.

Шутливо потрепала его за вихор, провела рукой у себя по лбу.

   — Чудной ты, право. Тут и искать-то нечего. В каждой вещи середина есть.

Она достала из-за пазухи лепёшку.

   — Отведай. Тёплая.

Холоп вспомнил, что с утра ничего не ел, сразу почувствовал острый голод, с жадностью зажевал ячменную лепёшку.

   — Так и быть. За хлеб, за соль твою распотешу. Прыгнул на качалку, установил равновесие, метнулся под крышу.

Фима испуганно подскочила к нему.

   — Не надо. Расшибёшься.

Взмахивал плавно руками, ярко горело лицо.

   — Увидишь, Фима, — полечу.

Девушка отскочила к двери, выглянула на улицу.

   — Никак, конные скачут!

Никишка прыгнул к выходу, испуганно всмотрелся вдаль.

   — Ах, сусло в щи! И впрямь.

Отряд курлятевских ловчих въехал в деревню.

И тотчас же тихую улочку разбудил испуганный крик. Из изб выволакивали на аркане людей.

Фима в ужасе закрыла руками лицо.

   — К нам в избу идут.

И бросилась домой.

Никишка погнался за ней, всадник пересёк ему путь.

   — Стой!

И круто повернул к нему лошадь.

Холоп размахнулся с плеча, ударил коня по темени. Всадник свистнул. На помощь примчался Мирошка.

   — Эвона! Кого искали — сам объявился.

И с нарочитой учтивостью:

   — Сам князь-боярин Василий Артемьич ко двору дожидается тебя, милостивца-умельца.

Взвизгнул аркан, петля перехватила горло Никишки.

Фима замерла на пороге своей избы. В углу с раскроенным черепом лежал отец. Брат Ивашка не хотел сдаваться. Он кусался, бил ловчих ногами, извивался по земле. Прибежал разъярённый Мирощка.

   — Жги избу.

Ивашку вытащили на двор. Фима вцепилась в брата, дико закричала. Приказчик схватил девушку за косы. Вдруг лицо его расплылось в похотливой улыбке.

   — Аль с братцем к боярину хочешь?

Мигнул. Ловчие с гиканьем и прибаутками навалились, связали Ивашку с сестрой, спиною к спине.

Из пылающей избы, залитый кровью, выполз старик. Фима рванулась.

   — Душегубы! Антихристы!

Старик услышал её голос, собрал последние силы, распластался перед Мирошкой.

   — Христа ради... отдай... девку отдай.

Мирошка расхохотался, приказал убрать связанных.

Старик холодеющими руками обвился вокруг его ног.

   — Как перед истинным... Христа ради... не губи девку... отдай.

Приказчик брезгливо отстранился, клочком сена стёр кровь с сапога.

   — Погань, своею пёсьею кровью всего измазал!

Пошёл торопливо к отряду.

Под конвоем ловчих из деревни Лупатовой угнали всех молодых крестьян.

Впереди отряда скакал Мирошка. К крупу его лошади привязали Ивашку и Фиму.

В тереме Курлятева стоял пьяный гул. Бояре давно позабыли про испорченные часы и про недомолвку хозяина со страдниковым сыном. Василий Артемьевич усиленно потчевал гостей и больше всех веселился. Но в то же время взор его ни на мгновенье не отрывался от окна. Наконец в чуть приоткрытую дверь просунулась голова Мирошки, Курлятев подозвал его. Приказчик вошёл на носках, стал за спиною боярина, низко кланяясь, торопливо шепнул: