– Да, – кивнула она. – Но это не колдовство. Чарльз не до конца разобрался в ее устройстве, значит, и грех его невольный, ведь он хотел совсем другого – лишь припугнуть магистрат, нарушивший свое обещание. Вышло же… – она, не договорив, скорбно вздохнула.

– Очень интересно, – протянул Сангре, уважительно разглядывая немудреный на вид, но столь могущественный музыкальный инструмент. – Ладно, будем надеяться, что он очнется. Заодно сообщит и о том, кто именно убил Мануэля, а также покушался на его собственную жизнь, чтоб было чем прижать Эспиносу.

Петр честно изложил Улану, о чем он разговаривал с Изабеллой. Поначалу он выдал другу краткую версию, самую суть, но от человека, привыкшего выжимать каждого свидетеля досуха, не ускользнешь. В смысле, можно было бы, но тогда требовалось соврать, а этого Сангре принципиально делать не хотел. Пришлось отвечать. В результате Улан узнал все.

– Ну ты и крохобор, – заметил он, когда речь зашла о двадцати тысячах.

– Ну ты и садист, – мрачно прокомментировал он его возню возле печки.

– Ну ты и зануда, – это когда речь зашла о попытках Петра выжать из нее добровольное признание.

Бесконечные «ну ты и» стали порядком раздражать Петра (это вместо благодарности за все хорошее, что он для него сделал), но в конце Улан и сам, переосмыслив суть его беседы с Изабеллой в целом, заявил:

– Ну ты и… друг.

– А это что значит? – не понял Сангре.

– То, что таких друзей с самой большой буквы никогда и ни у кого не было, – пояснил тот. Петр довольно ухмыльнулся: все-таки оценил, зараза, но Улан продолжил: – Одного не пойму: как Чарльз смог увести всех за собой с помощью какой-то дудки.

Сангре отмахнулся:

– Да чего гадать. Придет в себя и расскажет. Ты лучше скажи, миллион и двести семьдесят тысяч флоринов – это много?

– По нынешним временам – гигантская сумма, – подтвердил Улан. – Точно не скажу, но думаю, вполне потянет на годовой доход государства, причем не каждого, а очень богатого, вроде Франции. А ты это к чему спросил? – насторожился он. – Или вознамерился отнять их у нее?

– Да что ты! – замахал на него руками Петр. – Предложить поделиться и только. Но, разумеется, не поровну. И ты знаешь, мне кажется, она будет лишь рада, если мы за соответствующую мзду возьмем на себя ее дальнейшую охрану и обеспечение безопасности. А что? Верность мы доказали, смелость с лихостью продемонстрировали, в своей надежности убедили – секьюрити хоть куда.

– Нехорошо это, – скривился Улан.

– Ну ты и поросенок! – возмутился Петр. – Для тебя ж стараюсь!

– Для меня?! – ахнул Улан.

– А то для кого?! Это ж самый надежный и главное, невинный способ продолжать оставаться рядом с нею, чего тебе и надо. Плата, разумеется, пойдет мне одному, а тебя я, так и быть, стану кормить из милости. Что, тоже не по душе? Ну, на тебя не угодить. Ладно, будем считать, что ты путешествуешь с деньгами – я про те, кои у нас уже имеются и те, что нам отстегнет Кейстут. Но остальное мое, и все, ша про гроши! – и желая поскорее сменить щекотливую тему, деловито поинтересовался: – Кстати, как там продвигается превращение возка в средневековую бронетехнику?