Гейб не хотел, чтобы кто-то присутствовал при спуске лодки на воду.

Если что-то пойдет не так, рассуждал он, лучше избежать свидетелей. Поэтому он планировал не говорить даже друзьям. Накануне он через подлесок подтащил лодку поближе к воде, и теперь она лежала в ожидании на топкой полоске берега. Внутри ждало лежащее по диагонали весло.

На иллюстрации из книжки Джонаса одинокий человечек посреди океана был совершенно беспомощен. Гейб часто возвращался к этой странице, и, что бы он ни говорил Натану, судьба человечка его очень тревожила. У него даже весел не было, а значит, не было никакого оружия против огромных волн. Гейб не собирался в открытый океан, но временами чувствовал себя таким же уязвимым. Не перед стихией, а перед неизвестностью.

В какой-то момент Гейб даже предпринял дурацкую попытку войти в сознание нарисованного мужчины, чтобы понять, каково это – быть посреди океана, на волосок от гибели. Хотелось почувствовать на секунду ужас и движение пенистых волн.

И ничего тогда не вышло. У нарисованного персонажа не было ни мыслей, ни чувств, ни памяти, чтобы в них рыскать.

Даже сама лодка не вызывала у Гейба такой гордости, как весло. Лодка, как он надеялся, была просто хороша, но вот весло было идеальным. Он вытачивал его из молодого кедра невыносимо долго, и это заняло не один вечер, но в итоге даже те из друзей Гейба, кто со скепсисом относился к лодке, хвалили весло. Гейб под конец пропитал его маслом, и древесина стала шелковистой на ощупь.

– Можно мне вырезать на нем свое имя? – спросил Натан, и Гейбу показалось, что он шутит, но взгляд его был серьезным. – Можно совсем мелко. В незаметном месте. Просто чтобы ты меня не забывал.

Гейб кивнул, а потом к затее присоединились и Саймон, и Тарик, и остальные. Даже самые скептически настроенные загорелись идеей оставить автограф.

Наблюдая за ними, Гейб легонько касался мыслей каждого, кто склонялся над веслом.

Рыская, он мог ощутить их эмоции. Мог слышать их мысли.

«А если этот дебил утонет, вот как мы без него?»

«Хотел бы я так сильно чего-нибудь хотеть».

«Вот бы мне такую храбрость».

Гейб был удивлен, что даже Саймон за него переживает, хотя вслух тот в основном насмехался над его идеей.

Последним человеком, вырезавшим свое имя на весле, был Джонас; Гейб сам его об этом попросил.

После обеда он отвлекся на рутину: сложил постиранные вещи и привел в порядок комнату. Затем, направляясь к реке, оценил погоду: утренний туман давно рассеялся, через облака скупо проглядывало солнце, скоро закат. Река будет спокойная, подумал Гейб. Иногда после грозы она опасно бурлила. Он не особенно волновался, поскольку был уверен, что лодка выдержит. И все-таки испытания лучше проводить при хорошей погоде.

– Гейб!

– Слышь, Гейб!

Он узнал голос Тарика, а когда обернулся, то увидел еще и Саймона с Натаном. Пришлось остановиться и подождать их. Проклятье. И откуда они взялись?

– У тебя такой хитрющий вид целый день, – сказал Тарик. – Ты чего, прям решился?

– Мы, короче, тебя спасем, если что! – пообещал Саймон.

Гейб, надеявшийся обойтись без свидетелей, был раздосадован, но не мог злиться на друзей. В конце концов, когда он, наконец, отправится в путь, он будет совсем один, как человечек из книжки. Нужно радоваться компании, пока она есть. Когда настанет день, он оставит прощальную записку, где поблагодарит всех, кто за него болел. И еще одну, отдельную, записку для Джонаса. И, может быть, еще одну для Дейдры.