Утром лица бойцов горели, распухли, губы превратились в какие-то вязкие пельмени. Из высокой травы вырастали лица, страшные, расплывшиеся. На укусы они уже не реагировали. Кожа потеряла чувствительность.

– Красавцы, нечего сказать, – сказал Шубин, садясь на корточки.

Начало дня выдалось серым, плотные облака затянули небо. Над болотом царствовал сизый туман, из хмари вырисовывались призрачные деревья, кустарники. Красноармейцев мучила жажда, начинал беспокоить голод. На шутки сил у них не осталось. Они по-братски поделили остатки воды во фляжках и потянулись к перешейку между трясинами, заросшими ряской.

Болото оборвалось внезапно. Местность пошла на подъем, карабкались по склону хвойные деревья, уже не голые и безжизненные, а пышные, густые. Журчал ручеек, струился по камням, матово переливался. Разведчики дружно припали к нему, как к святому источнику, жадно пили, оттирали лица, наполняли фляжки.

– Фу, можно жить, – сделал глубокомысленный вывод Пастухов, присев на бугорок. – Не всегда, не везде, но именно здесь и сейчас вполне можно. Перекусим, товарищ старший лейтенант?

– Давайте, – сказал Глеб. – Но не забываем, что еды мало, будет день, за ним вечер, если повезет, то и следующее утро.

Люди ели с жадностью, давились ржаным хлебом, проглотили по банке пшенной каши, а остатки со стенок собрали мякишем.

– Хорошо, но мало, – сделал вывод Костромин. – Ладно, протянем какое-то время. У меня три банки осталось, одна моя, две от Клима Шемякина. А что такого? – Никита исподлобья уставился на товарищей, потом опасливо посмотрел вверх. – Ему-то зачем там? Он не стал бы жадничать, знал, какой у меня аппетит.

– А я, если честно, Завадского обчистил, – сконфуженно признался Ситников. – Хлеб, консервы, курево. Сколько нам еще куковать, пока найдем пропавшего генерала? Этот мешок только снаружи кажется небольшим, а внутри – целая волость.

– Не каркать мне тут! – заявил Шубин. – Курим и идем дальше.

Люди приходили в себя после жуткой ночи, спадали отеки, лица принимали нормальный цвет. Хвойный лес сменился стареющим осинником, заголубел просвет. Группа растянулась на опушке леса, бойцы прятались за пеньками и поваленными деревьями. Впереди зеленело поле, усеянное блестками клевера. До соседнего леса было метров триста. Между массивами пролегала проселочная дорога, пригодная для проезда, редкость в этой местности. Вставать в полный рост бойцы уже отвыкли.

Надрывно гудели мотоциклетные моторы. Справа налево проехали два мотоцикла с мощными колесами. В каждой машине пулемет и три члена экипажа. Негнущиеся спины, каски, очки в половину физиономии, не люди, а манекены. Они не шевелились, не смотрели по сторонам. Непромокаемые плащи надувались воздухом. Дождей в районе не было несколько дней, поэтому за мотоциклами тянулся шлейф пыли. Они проехали по полю, потом развернулись и покатили обратно.

Один экипаж остановился посреди поля, другой двинулся к лесу, синеющему на востоке. Водитель заглушил мотор. Солдаты начали шевелиться, выбрались из машины, стали осматриваться, привели к бою автоматы.