В 1968-м умер Питер Родд, сжимая в руке одно из писем Нэнси. И это, как ни странно, тоже причинило ей горе. “Падают с жердочки”, – говорила тетя Сэди; а Нэнси говорила: “Еще один шаг к КОНЦУ”. И для Нэнси конец был уже близок, хотя она еще дописывала наименее популярную, но в некоторых отношениях самую сильную книгу – “Фридриха Великого” (1970) – Это глубокое исследование – Нэнси объездила поля сражений в Потсдаме, Дрездене, под Прагой, пригласив с собой Пэм, – свидетельствует о том, какой путь она прошла от талантливой дебютантки до серьезного, хотя по-прежнему занимательного исследователя. Что бы там ни говорила Джессика, это хорошее свидетельство в пользу самообразования.

В конце 1968-го Нэнси впервые почувствовала боль в левой ноге. В начале следующего года здоровье стало ухудшаться. “Что бы это значило?” – писала она Диане в феврале 1969-го. В парижскую пору Нэнси наслаждалась отменным здоровьем, да и не в ее характере было верить в тяжелые болезни (“это для прислуги”, утверждала Диана Купер). Тем не менее она обратилась к врачу, а тот велел ей оставаться в постели в ожидании анализов. Тут-то ее навестил Палевски. “Привет, Полковник, а у меня рак”, – сообщила она, застав его врасплох: он-то пришел сообщить, что собирается вступить в брак с получившей развод Виолеттой де Талейран-Перигор.

Так началась ее борьба – воля к счастью только окрепла в преддверии смерти. Но рассказывать об этих четырех годах нелегко. Один врач за другим, анализы, операции, и сквозь все это – воспоминания о Полковнике, его последнем, деликатно оформленном предательстве. Джессика настаивала, что Нэнси должна знать свой диагноз, – хотя он еще не был однозначно подтвержден, – но Диана справедливо считала, что старшая сестра жила иллюзиями и в эту пору нуждалась в них как никогда прежде. В 1972-м стало ясно: это лимфома Ходжкина, та разновидность рака, от которой все тело наполняется такой болью, что Нэнси могла, по словам Деборы, только “сидеть в постели и рыдать”. По ночам, признавалась она Джеймсу Лиз-Милну, ей страшно не хватало Блор.

Палевски навещал ее, их дружба – тоже форма любви – не оскудевала. В 1972-м он добился для Нэнси ордена Почетного легиона – сбылась ее давняя мечта. Диана чуть ли не на себе снесла сестру вниз по лестнице, чтобы она могла предстать перед Полковником, и тот приколол орден к ее платью. Нэнси плакала. “Он славный старикан”, – отозвалась Диана о Палевски. Затем Нэнси получила также орден Британской империи и призналась Диане, что главным образом ее тешит мысль, скольких людей ее награждение обозлит.

Как прежде они собирались у одра матери, так теперь сестры спешили к Нэнси. Более всего умирающая нуждалась в спокойном духе Памелы. Диана, вопреки сценам ревности, которые устраивал Мосли, приезжала ежедневно.

“Могу я хоть что-то для тебя сделать?” – окликала сестру Дебора, и Нэнси отвечала: “Ничего. Но я все бы отдала за один день на охоте”. Подоспела из Калифорнии Джессика, они с Нэнси не виделись сорок лет. “Она выглядит как прекрасная обветшавшая статуя…. Боже, как это странно”. Сестры были друг с другом вежливы, но не более того. Однако потом Джессика признавалась, что хранит короткое, ласковое письмо, присланное Дианой после смерти Нэнси: “Его было приятно получить”.