Впрочем, состояние костюма не вызывало во мне особого расстройства, так как впереди отчетливо вырисовывался родной дом с заботливой супругой, натопленная баня и прочие атрибуты счастливого семейного, не омраченного глупыми скандалами, дикими выходками, нелепыми выкрутасами, существования.

Внизу крутой деревянной, с изрезанными перилами лестницы, в длинных вечерних тенях голых лесополосных тополей, нас ждала добротная телега, щедро застланная прошлогодним выцветшим сеном.

Я юркнул под приготовленный предусмотрительной супругой тулуп.

Бендер, все еще находящийся под впечатлением скоропалительного железнодорожного романа, снисходительно улыбаясь, водрузился рядом с молчаливо курящим самосад степенным Феоктистычем. Тот нутром человека от земли сразу признал в незнакомце сильную личность и без намеков и просьб выделил порцию табаку и аккуратный лоскут газеты.

Прежде чем разобрать вожжи, Феоктистыч оглянулся, ткнул кнутом в тулуп и важно спросил:

— Специялисть будя? Почвоед хреновый?

— Вроде, — ответил я, зарываясь ногами в сено. — На стажировку.

— Это уж как пить дать… У нас за лето жиру поднаростить вполне возможна.

— Погоняй, любезный!

— Куды тороплиться… До темени, как пить, на месте будя… Эх, р-р-р-род-н-н-ная!..

И точно, несмотря на распутицу, мы опередили ночь.

Еще дотлевал багровый закатный пепел, когда мы, хватанув по кружке парного молока, отправились в баню.

А потом был долгий, обильный, пасторальный ужин.

Лошадь шумно и довольно насыщалась в конюшне овсом.

Феоктистыч на сеновале растирал кишки украденным из лаборатории дьявольским фиолетовым раствором.

Мы с Бендером — отъедались.

Гусь с яблоками.

Вишневая наливка.

Весомые комплименты вдохновленного изобилием Остапа моей молчаливо хлопотавшей супруге.

И рюмка у Бендера не пустовала, и на тарелку ему сами собой ложились лучшие куски.

Окорок.

Маринованные томаты.

Огурцы холодного засола.

Колбаса домашнего приготовления.

Сладкий пирог…

А после ужина, когда мы с трудом перенесли в библиотеку наши разомлевшие тела, Остап признал, что ну никак не ожидал от меня такого выбора. Разве может сравниться утонченная польская красавица Инга Зайонц с этой исконно русской клушей.

Я, конечно, хотел ему припомнить недавнюю проводницу, но благоразумно сдержался и для того, чтобы побыстрей сменить щекотливую тему, предложил сыграть партейку в шахматы.

Бендер, ни капли не смущаясь, заявил:

— Остен-Бакен, я ведь так и не удосужился овладеть этой игрой царей и богов.

— Научиться никогда не поздно, — сказал я, торопливо расставляя фигуры. — Запомни: главное в шахматах, как учит опыт Капабланки, Ласкера и доктора Григорьева, — это плодотворная дебютная идея! Вот в чем, например, сила простого, но эффективного хода: Е2-Е4?

— Только попрошу без матов, — сказал Остап, азартно потирая руки. — Которая здесь королева?

Я смущенно ткнул дрогнувшим пальцем в черного, на своей половине, ферзя…

Но недотянув до эндшпиля, Бендер начал откровенно зевать (рот-фигура, рот-фигура), да и мне после разлуки не терпелось залезть под стеганое пуховое одеяло и, прижавшись к горячему, мерно вздымающемуся боку, дремать рядом с умаявшейся за день супругой.