— Интересная идея.

— Проживешь лето на с-с-свеж-ж-жем воздухе.

— Уговорил, Остен-Бакен, уговорил. Лучше в сторожа, чем в многоженцы.

— З-з-завтра же купим би-би-леты.

— Проспимся у Иванопуло — и в дорогу. Я тебя, Коля, познакомлю с Пантелеем, любителем скелетов и беременных женщин.

— За Пан-те-лея!..

«Заведите дебет, заведите кредит.»

О.Б.

Поезд сонно, медленно, нехотя отвалил от замусоренного асфальтового перрона Рязанского вокзала.

Голова моя раскалывалась после вчерашнего посещения художественной выставки.

— Лед тронулся! — прокричал Остап в приоткрытое окно. Лед тронулся, господа присяжные заседатели!

Я разжевал горько-кислую таблетку аспирина и уперся затылком в слабо вибрирующую перегородку, за которой попискивало дитя, наверняка требуя наполненную густым молоком титьку.

Бендер занял нижнюю полку напротив.

В купе, кроме наших припухших образин, не было никого. Это радовало (какой-нибудь анекдототочивый, не в меру словоохотливый попутчик не будет мотать нервы) и в то же время огорчало (нет даже перспективы попробовать под шумок дармовой вареной курицы, крутых яиц, густо обсыпанных солью, свежих, с вечера напеченных в дальнюю дорогу коврижек и ватрушек, не говоря уж о стакане пенистого пива).

После экскурсии в ресторан денег осталось только на телеграмму и билеты в мягкий вагон. Ехать в бесплацкартном не пожелали наши в определенной мере аристократические натуры.

Я не жалел ни о дружеском кутеже (иногда просто необходимо расслабиться), ни о приглашении к себе на опытно-испытательную ниву попавшего в жестокий финансовый кризис Бендера.

Сняв пиджак, Остап расстегнул ковбойку (черно-красная клетка) и явил моему взору неизвестную по прежним временам синюю татуировку. Приглядевшись, я по треугольной шляпе и спесивому профилю признал Наполеона, и меня только смущала большая пивная кружка в его короткой руке. Чтобы не думать о еде и питье, я ткнул пальцем в раздувшегося от свежего жигулевского императора.

— Оригинальное исполнение?

— Я вижу, Остен-Бакен, ты хочешь познакомиться с Бонапартом? Предупреждаю, у этого заядлого любителя пива длинная история, впрочем, может, она заменит нам опохмелку…

— Хорошо бы.

— Началось все в Иркутске, в августе того беспокойного двадцать первого, — Остап закинул ногу на ногу — Наполеон могуче вздохнул, колебля кружку. — Город имеется такой на Транссибирской магистрали, у самого Байкала… Не город омулевая бочка… Тебе, конечно, не доводилось пробовать омуля с «душком»?

— Пожалуйста, не надо упоминать ни рыбу, ни мясо, ни овощи с фруктами, лучше подробней о достопримечательностях.

— Я этой вонючей рыбы (руки не отмоешь!) нажрался до опупения… Правда, там еще готовили пельмени из медвежьего мяса…

— Пожалуйста…

— Уговорил, переходим к подбитию баланса. Иркутск на удивление культурный центр: восемнадцать домов терпимости и один чадящий омнибус, курсирующий между рынком и вокзалом… Только вот жители, как на подбор или валенок валенком, или уголовник из уголовников. Отсутствие золотой середины не дало мне приложить талант ни к одной стоящей, изящной комбинации… Закручинился я и решил заняться чем-нибудь общественно-полезным. Вычитал в местной газетенке об открытии курса эсперанто для бурят-монголов… А буряты, скажу тебе, Остен-Бакен, откровенно — вылитые тунгусы, а тунгус — родной брат якута, а якуты — вроде чукчей, а чукчи, неопровержимо установленный научный факт — без пяти минут японцы… Значит буряты — это наши отечественные японцы, только без Токио, Фудзиямы, сакуры и джиу-джитсу… Хочешь, продемонстрирую приемчик?