– Да ну! – удивляюсь я.

– Вот и не ну. Говорит, нечего нам в нем шарить без ее разрешения. А мне все равно удается урвать кусочек.

Она протягивает мне яблоко.

– Я не могу…

– Давай-давай. Учись брать, когда дают от чистого сердца.

Запах у яблока такой свежий и сладкий, что слюнки текут.

– Лучше съешь тут, а вернемся после. – Фанни бросает взгляд на дверь дома, на окна второго этажа. – И вообще, давай-ка обратно в нужник.

Звучит малоаппетитно, но я так изголодалась, что мне все равно. Я возвращаюсь в сараюшку, и скоро от яблока остается только огрызок. Сок течет по подбородку, я вытираю его тыльной стороной ладони. Папа обычно съедал и огрызок. «Тут оно все самое питательное, только невежды его выбрасывают», – говорил он. Но мне разгрызать хрящеватое нутро – все равно что рыбьи кости.

Я открываю дверь, Фанни поглаживает подбородок. Таращусь на нее озадаченно.

– Все видать, – говорит она.

Я вытираю липкий сок.

Когда я возвращаюсь, Мэри строит злобную рожу. Пихает мне стопку ткани и говорит:

– Сколи булавками.

Следующий час я как можно аккуратнее скалываю края, но стоит мне положить готовую работу на стол, Мэри хватает ее, окидывает быстрым взглядом и кидает обратно:

– Никуда не годится. Давай заново.

– Но…

– Еще она спорить будет. Постыдилась бы такой работы.

Другие поднимают глаза, потом молча возвращаются к работе.

Я дрожащими руками вытягиваю булавки. Потом медленно скалываю все заново, промеряя расстояние металлическим портновским метром. На каминной полке громко тикают изящные позолоченные часы с полукруглым стеклом. Пока Мэри проверяет мою работу, я задерживаю дыхание.

– Не слишком хорошо, – говорит она наконец, подняв ее повыше.

– Что не так?

– Не совсем ровно. – Она избегает смотреть мне в глаза. – Может быть, ты… – Осекается.

– Что?

– Просто не подходишь для этой работы.

Нижняя губа у меня дрожит, я крепче сжимаю рот. Все думаю, может, кто-то, например Фанни, вступится за меня – так ведь нет.

– Я училась шить у мамы.

– Ты не прореху в папашиных штанах латаешь. Люди платят большие деньги…

– Я умею шить, – выпаливаю я. – Небось, получше твоего.

Мэри таращится на меня в ярости.

– Ты… ты вообще никто, – шипит она. – Ты просто… беспризорница!

Гул в ушах. В голову приходит единственный ответ:

– А ты просто хамка!

Я встаю и выхожу, закрываю за собой дверь. В темном коридоре прикидываю, что мне теперь остается. Можно, конечно, сбежать, только куда?

Через миг дверь открывается, оттуда выскальзывает Фанни.

– Да ты что, деточка, – шепчет она. – Зачем рот-то лишний раз открывать?

– Она злюка. Что я ей такое сделала?

Фанни берет меня за руку ниже локтя. Пальцы мозолистые, загрубелые.

– Все равно ругаться – никчемное дело.

– Но я все сколола ровно!

Фанни вздыхает:

– Мэри самой себе вредит, заставляя тебя переделывать. Ей платят сдельно, так что я не понимаю, о чем она думает. А ты… дай-ка спрошу одну вещь. Тебе вообще платят?

– Мне? Платят?

– Фанни! – раздается у нас над головами. Мы поднимаем глаза и видим на верхней площадке лестницы миссис Бирн. Щеки у нее пылают. – Что там такое творится?

Я не понимаю, слышала ли она наш разговор.