– Ева?
– Нет, Ниев. Это ирландское имя, – говорю я.
– А пишется как?
– Эн-и-е-а-эм.
Она оглядывается на своего спутника, тот ухмыляется во весь рот.
– Прямо с корабля, – говорит он. – Так ведь, мисси?
– Ну, не совсем… – начинаю я, но он перебивает:
– Ты откуда родом?
– Из графства Гэлвей.
– А, ну понятно.
Он кивает, сердце у меня подскакивает. Название ему знакомо!
– Моя семья из графства Корк. Мы давно сюда перебрались, во время большого голода.
Странная это парочка: она строгая, сдержанная, он так и подскакивает и просто бурлит энергией.
– Имя придется поменять, – говорит она мужу.
– Как скажешь, дорогая.
Она смотрит на меня, склонив голову набок.
– Сколько тебе лет?
– Девять, мадам.
– Шить умеешь?
Я киваю.
– Вышивать крестиком? Подрубать подол? Строчечным швом можешь?
– Неплохо.
Разные швы я освоила в квартире на Элизабет-стрит, помогая маме, – она брала на дом латать и штопать одежду, а порой и шить платье с нуля, из отреза. Заказы ей в основном поступали от сестер Розенблюм, живших на первом этаже, сами они занимались тонкой швейной работой и охотно перепоручали маме всякие тягомотные операции. Я стояла с ней рядом, когда она вычерчивала мелом выкройки на миткале и шамбре, и научилась наметывать «вперед иголкой» будущие формы платья.
– Кто тебя учил?
– Мама.
– И где она теперь?
– Умерла.
– А отец?
– Я сирота.
Слова висят в воздухе.
Женщина кивает мужчине, а тот кладет ладонь ей на спину и направляет к боковой стене. Я слежу за тем, как они разговаривают. Он мотает мохнатой головой, почесывает брюшко. Она прикасается плоской ладонью к лифу, указывает на меня. Он наклоняется – руки на ремне, – что-то шепчет ей в ухо. Она меряет меня взглядом. Потом оба возвращаются.
– Я – миссис Бирн, – говорит она. – Мой муж дамский портной, мы шьем одежду на заказ, на нас работают несколько здешних женщин. Ищем девочку, которая умеет управляться с иголкой.
Это так мало похоже на то, чего я ждала, что я даже не знаю, что ответить.
– Скажу тебе начистоту. Детей у нас нет, приемными родителями мы становиться не намерены. Но если ты будешь послушной и добросовестной, относиться к тебе обещаем по справедливости.
Я киваю.
Женщина улыбается, распустив черты лица. Впервые за все время она кажется почти что приветливой.
– Хорошо. – Пожимает мне руку. – Тогда мы пойдем подпишем бумаги.
На нас тут же пикирует мистер Куран и ведет к столику – там на необходимых документах ставят подписи и дату.
– Вы увидите, что Ниев – очень зрелая девочка для своих лет, – говорит им миссис Скетчерд. – Она выросла в строгой, богобоязненной семье, у нас есть все основания полагать, что из нее со временем получится добропорядочная женщина. – Потом отводит меня в сторону, шепчет: – Тебе повезло найти дом. Смотри не подведи меня и наше Общество. Вряд ли тебе выпадет второй шанс.
Мистер Бирн вскидывает на плечо мой чемодан. Вслед за ним и его женой я выхожу из Грейндж-холла на тихую улочку; за углом, у скромной магазинной витрины со сделанной от руки рекламной надписью «НОРВЕЖСКИЕ САРДИНЫ В МАСЛЕ, 15 ЦЕНТОВ, БИФШТЕКС, 36 ЦЕНТОВ ЗА ФУНТ» стоит их черный «форд», модель «А». Ветер шелестит в кронах высоких деревьев, посаженных с большими промежутками вдоль улицы. Положив мой чемодан плашмя в багажник, мистер Бирн открывает для меня заднюю дверь. Салон в машине черный, кожаные подушки скользят и холодят кожу. Я теряюсь на огромном заднем сиденье. Бирны усаживаются впереди и больше уже не оборачиваются.