Сыщик решил пристально изучить найденные за ящиком документы. Скорее всего, именно их искал убийца. Притом Грундуль прав – за раскрытие мошенничества не убивают! Тут была какая-то загадка.

Алексей Николаевич заперся в номере и стал внимательно разбирать трофеи. Большую часть их составили заявки на участие в торгах по заложенным землевладениям. Таких оказалось девятнадцать. Причем по Дворянскому банку проходило большинство – тринадцать, а по Крестьянскому – только шесть. Фамилии покупателей были разные, ни одна не повторялась. Очевидно, что Грундуль выдвинул самое правдоподобное объяснение. Кто-то хотел купить хутор, выставленный на аукцион за долги хозяина перед банком. Он подавал свою цену и подкупал человека из банка, который мог заранее вскрыть конверты других заявителей. Узнав, на сколько нужно повысить цену, чтобы стать победителем, делец подменял бумагу. А именно подсовывал через сообщника новую заявку, гарантировавшую победу. Старая делалась не нужна, банковский служащий заменял ее, но не уничтожал. Хотя умнее было бы избавиться от такой улики… Каким-то образом первоначальные заявки оказались у Августы Мапететт. Логично предположить, что женщина выкрадывала их у любовника, того самого нечистого на руку банкира.

Так, с этим понятно. Но Августу зарезали. За что? Из страха, что она обнародует махинацию? Если бы ее толкнули в воду либо отравили, такое Лыков еще мог бы понять. Но задумка с подставным убийцей, с проникновением в жилище – это сложная и рискованная операция. Тем не менее душегубы на нее пошли. Почему?

Лыков нашел ответ на этот вопрос в том же конверте. Когда он извлек последнюю бумажку, то сначала даже растерялся. Это был совершенно секретный отчет Военного министерства о проведенной недавно пробной мобилизации. Статский советник знал от Таубе, что русская армия усилила подготовку к неизбежной войне с Тройственным союзом. Осенью прошлого года в гарнизонах Елизаветграда, Пензы и крепости Осовец устроили пробную мобилизацию, чтобы проверить степень готовности и выявить недостатки. И вот отчет об этом обнаружился в Смоленске, за дровяным ларем в Офицерской слободе. Новость не лезла ни в какие ворота. Теперь питерцу требовалось срочно ознакомить с ней военную контрразведку. Происшествие с его помощником выходило на новый уровень.

Однако начал сыщик с судебного следователя Резникова. Он явился в знакомый кабинет и разложил перед хозяином сначала банковские документы:

– Вот что дал обыск в доме Мапететт.

Следователь был поражен. Он и так и сяк вертел бумаги, пытаясь дать им бытовое объяснение. Это-де черновики или отработанные заявки, которые надлежало сжечь, вот их и приготовили на растопку… Сыщику пришлось разъяснять и убеждать. Девятнадцать заявок на разные фамилии, а даты на них – с середины прошлого по начало нынешнего года. Слишком свежие, чтобы пускать бумаги на растопку – отчетный период не завершен. Вовлечены два банка: Крестьянский и Дворянский. Продажа заложенного имущества всегда была скользкой темой. В Москве лет десять назад сложился целый промысел по скупке обремененных земель. Особые дельцы, настоящие жучки, специализировались на подобного рода махинациях. Они искали такие имения, где стоимость активов была многократно выше задолженности перед банком, но хозяин не мог вернуть даже небольшой долг. Тогда жучки гасили основную сумму (по-банковски это называется «тело кредита») и требовали списать накопленные по ней проценты. Иначе, мол, уйдем, и ищите дураков еще сто лет… Банки тушевались: лучше получить хоть что-то, чем ничего. Земельные активы отличаются малой ликвидностью, долгим оформлением и дороговизной совершения сделки. Труд землемера, оценщика, стряпчего, погашение недоимок, окарауливание предмета залога, страховка, оплата объявлений… Одни актовые бумаги и бланки купчей крепости стоят больших денег. Проще скинуть имение первому, кто даст приемлемую цену. Такую, что позволит списать по балансу основной долг, а проценты и другие расходы отнести на убытки. И объясниться с начальством: мол, ну никак иначе было не продать!