Радист опять сразу не ответил, они приглянулись с электронщиком, и только после этого он сказал:

— Извини, урядник, но ты ж человек служивый, как и мы, должен понимать, что без приказа никак.

— Нельзя нам без приказа, — подтвердил его слова электронщик, — ты ж понимаешь, мы же не обычное подразделение, нам лишний раз в эфир выходить нельзя. И только по приказу.

— Ясно, — сказал Саблин и пошёл к своему окопу.

Вот попал в ситуацию, теперь точно придётся эту бабу просить.

Сел на край окопа, стал ждать, пока Панова выйдет, наконец, из палатки. А потом прилёг и даже задремал.

Он проснулся, когда солнце уже ползло к западу, вот-вот должно было коснуться верхушек тростника.

Панова стояла рядом с окопом, была она одета в медицинскую одежду и пластиковый фартук. Красивая женщина курила и смотрела на него. Сама пришла, это было ему по душе, не хотел он быть просителем.

Аким сел на край окопа, и она заговорила:

— Нет необходимости вызывать Девятый полк. Мы сами поедем в Берёзовскую. Мы всё закончили. Сейчас будем собираться.

— Хорошо. — Нейтрально ответил он, считая, что вопрос решён и больше говорить не о чем.

Вроде, разговор и закончен, но она не уходит.

— Мы не зря сюда ехали, мы нашли очень интересные вещи в организме этого существа. — Продолжает она. — Хотите узнать, что?

Возможно, он и хотел, но точно не от неё:

— Потом как-нибудь. — Сухо ответил Аким, надеясь, что теперь-то разговор будет закончен.

— Злитесь на меня? — Спросила она. В чистой своей одежде присаживаясь к нему на край окопа. И с боку пытаясь заглянуть ему в глаза.

Она заискивает. Заискивающая генеральша — это неприятно.

— Нет, — опять сухо отвечает он.

— И правильно. Вы должны понимать, во-первых мне… Вернее, нам всем, и вам в том числе, очень нужна живая особь. И вот когда мы её нашли, потерять её очень обидно. Очень.

— Да понятно, — говорит Саблин скорее из вежливости, чем от желания продолжать разговор.

— А во-вторых, я женщина и не всегда могу контролировать себя, из-за изменения гормонального фона в организме. Вот у вас же жена, тоже иногда ведёт себя не так как обычно, срывается по мелочам. Иногда злиться без причины.

Ну, с Настей, конечно, всякое бывало, но ругани такой, как от Пановой, он в жизни от жены не слышал.

Да Бог с ней, с руганью, плевать ему и растереть на её ругань, он эту Панову и этих солдат, может, в жизни никогда больше и не увидит, а вот то, что она аннулировала договор, вот это действительно было плохо. Зря он, что ли, мотался по болоту. Но Аким понимал, что, может, он и вправду был виноват в это сам.

— А у меня дома и детям иногда достаётся, иной раз так разражаюсь, что просто не могу себя контролировать в такие минуты. Ругаюсь на них, потом сожалею.

Сейчас Акима больше интересует вопрос с лодкой, а не её отношения с детьми, от всех матерей детям попадает, а вот что будет с лодкой, что она ему обещала. Но спросить напрямую он стесняется, и поэтому спрашивает про детей:

— Много у вас детей-то?

— Одиннадцать, — беззаботно говорит Панова, выпуская струйку дыма.

Саблин, до сих пор смотревший на протоку, на рогоз, поворачивается к ней. Он ей не верит.