— Снаряд! — крикнули от орудия, и Димка схватил снаряд, подал.

Лязгнул замок, оглушительно грохнул выстрел. На палубе сторожевика блеснуло пламя, взлетели вверх части разбитых надстроек. Корабль резко сбавил ход, отвалил.

— Ага! — закричал Димка. — Получил!

Он бросился к наводчику, но тому перевязка уже не требовалась: моряк лежал на палубе, и остекленевшие глаза равнодушно смотрели в серое рассветное небо.

— Снаряд!

Этот возглас вернул Димку к действительности. Он крепко мазнул себя рукавом по глазам и, закусив губу, встал к орудию.

Фашисты, не рискуя приближаться к советскому судну, теперь кружили в отдалении, засыпая «морской охотник» снарядами, поливая его очередями из крупнокалиберных пулеметов: видно, решили, не подвергая себя особому риску, постепенно расстрелять одинокий корабль.

Положение на «морском охотнике» стало критическим. Скоро замолчало и второе орудие, разбитое снарядом, был пробит борт моторного отсека, уничтожен пулемет. Погибли моторист и весь пулеметный расчет. Многие матросы получили ранения. Димку контузило, и он двигался с трудом, но на ногах еще держался.

— Как в моторном? — спросил его Евдокимов, и Димка понял вопрос скорее по движению губ лейтенанта: звон в ушах мешал ему слышать.

— Мотор заклинило! — доложил он.

Немцы неожиданно перестали стрелять. Евдокимов, пользуясь минутой непонятного затишья, обвел взглядом развороченную палубу своего боевого корабля. Свежие пробоины чернели в ней. Лежали убитые. Умирающий матрос сидел, привалясь к рубке. Он уперся коленями в живот, обхватил их руками, сквозь пальцы текла кровь.

На палубе крови не было: ее смывала волна.

— Не надо… — успел сказать он товарищам, подбежавшим помочь, и упал…

— Наши! — закричал Димка, и Евдокимов, резко обернувшись, увидел вдали серую точку.

Он приложил к глазам бинокль: это на помощь другу спешил старший лейтенант Барадзе. Потому и замолчали немецкие сторожевики. Оставив расправляться с беспомощным кораблем одно судно, остальные устремились навстречу новому противнику. Надо было воспользоваться короткой передышкой.

Лейтенант Евдокимов взглянул на вражеский сторожевик: он шел прямо на них, его орудия и пулеметы молчали: видно, фашист решил бить в упор.

— Что делать, товарищ лейтенант? — в отчаянии спросил Димка.

— Драться!

— Как же? — недоуменно поднял брови мальчишка. — Ни орудий, ни пулеметов!

— Автоматы есть, юнга! — каким-то веселым и злым голосом отозвался лейтенант, и глаза его блеснули. — Гранаты есть!

Сторожевик не снижал хода. Пенились белые длинные усы под форштевнем. Лейтенант с завистью смотрел на эти усы: эх, если бы его «охотник» был на ходу! Он бы помог другу. А уж вдвоем они бы поглядели, кто кого!

Командир окинул взглядом своих моряков — почерневших, окровавленных, в бинтах. Грязные, рваные тельняшки покрыты бурыми пятнами.

— Ну, сталинградцы, что делать будем? — спросил их лейтенант, и Димка, не вытерпев, ответил за всех:

— Драться!

С мостика немецкого сторожевика донесся усиленный мегафоном голос:

— Русс, сдавайсь! Русс, плен! Пять минут размышлений!

Из носового кубрика показался Вивтоненко с автоматом в руках: