— Кто еще знает об этом?

— Только тот, кто это мне сообщил.

— Я его знаю? — спросил Петр Алексеевич, всегда полагавший, что Кардинал имеет контакты в высших сферах политических кругов.

— Нет, — отрицательно покачал головой Николай Иванович. — Его никто кроме меня не знает.

Романов спросил:

— Каковы же будут наши действия в новых условиях?

— Участие в выборах, — спокойно отвечал Бардин. — Все по плану. Вы выставляете свою кандидатуру, и с помощью временных союзников, внутренних и внешних, мы берем власть.

— А потом?

— Как нам действовать потом, надо решить сейчас. Есть два варианта. Первый — вы получаете диктаторские полномочия, и мы реализуем схему создания системы психического управления государством. Прошу вас подумать. Весь риск и вся ответственность в этом случае ложатся на вас. Вы станете либо героем, спасителем Отечества, который будет рассматриваться историками в том же ракурсе, что и ваш полный тезка Петр Великий, а также Рузвельт, Аденауэр, Черчилль; либо одиозной исторической личностью, которую потомки поставят на одну доску со Сталиным, Сомосой и прочими представителями исторического отребья; либо окажетесь смешной, жалкой политической фигурой, о которой все забудут после того, как насмеются вволю.

Говоря все это, Николай Иванович внимательно смотрел на человека, поставленного им в сложное положение, и с удовлетворением отметил, что на лице Романова, как обычно, появилось насмешливое выражение.

— Второй вариант? — насмешливо спросил Петр Алексеевич.

— Второй вариант более безопасен. И при его осуществлении возможны маневры. Вы разыгрываете игру, которую когда–то сыграл самый образованный и умный российский монарх Александр Павлович, либерал, демократ, воспитанник республиканца Лагарпа на троне, а возле трона мерзкий диктатор, «всей России притеснитель, губернаторов мучитель» Алексей Андреевич Аракчеев, который зажмет всю страну в железный кулак. В случае провала все шишки обрушатся на этого бедолагу, а вы станете обычным номинальным главой государства, какими были Брежнев, Елицин и многие другие.

— Кто же может сыграть роль Аракчеева? — спросил Романов.

— Да кто угодно. Вот хотя бы Константин Павлович. Чем не Аракчеев? Так же умен, так же тверд, да еще и хорошими манерами обладает в отличие от исторического образца. Да что там! — Кардинал обвел собеседников грустным взором и махнул рукой, — аракчеевых в России пруд пруди. Проблема другая: где взять в придачу к нему Сперанского и Чарторыйского. С этой публикой у нас после семнадцатого года хронический дефицит. Так что, Петр Алексеевич, на каком варианте остановимся?

Романов думал, опустив голову так низко, что ни Кот, ни Бардин не видели его лица. Наконец он поднялся со своего кресла и, твердо глядя в глаза Бардину, ответил:

— На первом.

P. S. От лица Константина Павловича Сидоренко.

В тот вечер, когда Николай Иванович огласил свои предложения на Совете, для меня началась новая жизнь. Ее можно было сравнить со спринтерской гонкой, где в качестве финиша выступала судьба России.

Собственно делами выборов я не занимался. Мне поручили разработку внеочередных мероприятий, которые необходимо было начать проводить на следующий же день после принесения Петром Алексеевичем присяги на верность России и русскому народу. Также я возглавил группу, принимающую информацию от многочисленных источников. В свое время их втянула в себя «паутина», созданная Кардиналом. Главной целью моей группы было не допустить фальсификации выборов. Это было не только самое сложное задание, которое поручила мне Партия, но и самое важное. Я знал, что в случае фальсификации все готово к тому, чтобы вывести народ на улицы. И я не сомневался, что Кардинал не остановится перед кровью.