— Вы должны пойти к ней! — твердо сказал он ему.

Франк Браун стоял растерянный и нерешительный.

Ничего иного не оставалось делать, как подчиниться.

Если оскорбленная гордость и гневное презрение могли его сделать господином над каждым в отдельности, то все вместе они все же могли заставить его остаться.

Франк закусил губы и молча приблизился к Терезе.

— Ты был здесь все время? — спросила она. Он молча кивнул головой. — Что здесь было?

Ее вопросы оскорбляли его: как будто она чинила ему допрос. И, несмотря на это, он ей ответил:

— Ты была в экстазе.

Она помолчала секунду, потом тихо сказала:

— Да.

Франк ждал; но она медлила и тогда он резко спросил:

— Чего тебе нужно от меня? Я хочу уходить… слышишь? Оставайся одна со своим пророком.

Она сразу вскочила и одним прыжком очутилась около него; ее горячее дыхание касалось его лица, взгляд ее глубоко вонзился в него.

— Или ты уже забыл, кто меня водил к нему?

Франк принял вызов.

— Это был я! — громко воскликнул он. Посмотрев в сторону и увидев рядом с собой Американца, он рванул его за руку и поставил перед собой.

— Это был я! — резко повторил он. — Я сделал пророком Пьетро Носквера, а тебя — святой. Я играю вами, как куклами. Вы — мои произведения: глыбы глины, в которые я вдохнул жизнь.

Тереза смотрела на него, как бы читая его мысли.

— Ты хочешь уйти? — спокойно спросила она.

— Тебе нет дела до того, остаюсь я или ухожу. Но, раз ты спрашиваешь, могу ответить тебе: послезавтра, в два часа дня, я уезжаю с почтой.

Она спокойно улыбнулась.

— Почта уйдет послезавтра, но ты не уедешь!..

Она повернулась к присутствующим и, повысив голос, приказала:

— Вы слышите? Он не должен уезжать. Передайте всем в деревне, что он не может уехать!

Франк схватил руку Терезы и начали ее трясти:

— Что? — закричал он. — Я не поеду? — Нет, я поеду!

— Пусти руку, ты делаешь мне больно, — сказала она и вновь повторила: — Нет, ты не уедешь. Ты принадлежишь мне.

Франк рассмеялся ей в лицо.

— В самом деле? А я все время думал противное.

Она спокойно взглянула на него.

— Замолчи лучше. Что ты хочешь сказать: что я была твоей любовницей?.. Кому ты это скажешь: мне? — я это знаю. Другим? — Но в деревне это каждому известно.

Я лежала в твоих объятиях — и не отрицаю этого; не отрицаю и более важного: что это ты указал мне путь, ведущий к Богу. И Пьетро так же, как и я, не станет этого отрицать. Скажи это ему сам, брат…

Американец помедлил немного, затем громко начал:

— Да, он указал мне дорогу.

— Ты слышишь? — сказала Тереза. — И я тоже скажу, что ты сделал. Ты водил меня к пророку, хотя знал, что я не хотела этого; ты говорил мне о вещах, о которых я раньше ничего не знала. Мы хорошо знаем, что Бог послал тебя! Но мы знаем также, что ты сам не веришь в Его мощь. Ты был лишь орудием, но считал себя мастером…

Ее слова звучали пророчески.

— Труден путь, усеянный терниями и камнями. Шипы колют босые ноги, и кровь бежит яркими струйками… А я продолжаю идти, и сверху льется яркий свет. Туда стремится мой взгляд, не замечая змеи, ползущей меж камней. Она должна ужалить меня, но ноги несут меня все выше, выше!.. Эта змея — ты! Ты ужалил меня. Но вот кончено последнее мучение; плоть побеждена, и душа блаженно упивается, а ты стоишь там внизу, смотришь сюда, и червь обиды пожирает тебя… И вечно ты будешь пресмыкаться на этой грязной земле, бродя по всеми странам одиноким, без друзей.