Тереза взяла толстую книгу и с любопытством прочитала заглавие: «Acta Sanrtorum».

— Ты будешь читать из нее?

— Да, я хочу рассказать тебе о святой Терезе и о других благочестивых женщинах.

Она погладила его по руке.

— Быть может, ты лучше споешь?

— Нет. Я не хочу петь. Слышала ли ты что-нибудь о Луизе Лато?

— Нет.

Она все еще пыталась уклониться от разговора с ним о священных предметах. Но он не отставал от нее.

— Ты хорошо знаешь образ святого Франциска? На нем изображено, как святому мужу является Богоматерь и он получает стигматы Спасителя.

— Да, знаю.

— Так вот, этой великой милости удостоился не только он, но и многие другие верующие души, особенно набожные женщины.

Тихим, вкрадчивым голосом он начал ей рассказывать о Жанне Деланис, о Маргарите Алакок, о святой Терезе, жизнь которой была благословенна частыми видениями.

Он держал ее руку и чувствовал, как она понемногу сдавалась. Она слушала, и к ней возвращался тот тихий мистический восторг, которым она вся трепетала, сидя у ног священника.

Страх слышался в ее голосе, когда она прошептала:

— Я полна прегрешений. Думаешь ли ты, что я могу спастись?

Он ответил серьезно:

— Да, я так думаю. Послал же Господь дух пророка Илии в душу Пьетро Носклера. Кто знает, быть может, святая Тереза вновь оживет в тебе?

Картина собрания вдруг пронеслась перед ней; она окончательно потеряла покой.

— Рассказывай дальше, — торопливо заговорила она, — расскажи мне о благочестивых женщинах.

Он начал.

— Во времена святой Екатерины Сиенской ей явился однажды Спаситель и сказал: «Я сделаю твою жизнь полной таких поразительных чудес, что невежественные, плотски живущие люди откажутся верить тебе. Я украшу твою душу таким обилием милостей, что само тело почувствует влияние их и будет жить совсем необычным образом». И святая долгие годы, до самой смерти, не пила и не ела: сияние Спасителя одно питало ее. То же было и с Луизой Ла-то: она питалась лишь святыми дарами и отвергала всякую земную пищу. Каждую пятницу кровоточили ее святые раны на лбу, на левом боку, на руках и ногах. Тогда она созерцала Спасителя. Она видела Его одежды, Его раны, терновый венок и крест; видела Его коленопреклоненным и падающим, видела, как распяли Его на кресте. Но затем, когда она испускала свои последние вздохи, она увидала разверстые облака и в море небесного света Отца, заключающего Сына в объятия.

Глаза Терезы сверкали.

— Это, должно быть, прекрасно, — сказала она.

Он кивнул головой.

— Это — высшее счастье, какое может выпасть на долю человека. И удивительнее всего то, что самые ужасные страдания превращаются в высшее блаженство. Чувствуешь ли ты себя способной перенести подобное счастье, Тереза?

Она снова вздохнула:

— Я так полна грехов…

Он перебил ее:

— Есть только один грех против Бога.

— Только один? Какой же?

— Не быть в Боге.

Он говорили, и слова его были сладчайшим пением для Терезы. Ее грудь вздымалась, а пред глазами сверкало серебристое сияние.

— Что ты чувствуешь? — спросил он ее.

— Мне кажется, будто душа моя хочет улететь в объятия жениха.

Франк торопливо поцеловал ей глаза и сказал: