— Тереза! — закричал он.
— Что? — спросонья ответила она. — Что тебе?
— Тереза, ты не сделаешь того, что я сказал тебе. Ничто не должно совершиться — ты слышишь? Ничто!
Она поднялась и протерла глаза.
— Чего я не должна делать? — удивленно спросила она.
Он повторил:
— Ты не должна. — и закусил язык: он забыл, что она не спала!
Он быстро схватил ее руку и нажал нерв.
Она моментально уснула. Повторив настойчиво, что никогда, — ни во сне, ни наяву, — не должно у нее явиться и мысли о том, что он ей внушил, он снова разбудил ее, оставил в постели и вернулся к себе.
Его губы горько опустились.
«Священник сказал бы, наверно, что я сделал доброе дело. Но все мои добродетели — мои тягчайшие грехи, а моими величайшими грехами были всегда добродетели. Ах, если бы я только мог знать разницу между ними!»
Его охватило величайшее сострадание к себе самому…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Франк Браун взглянул на измятую постель. Он чувствовал, что уснуть ему больше не удастся.
Машинально натянул на себя платье и спустился с лестницы.
«Куда же идти? Все равно, лишь бы вон из Валь-ди-Ско-дра».
Войдя в комнату хозяина, он оставил записку: «Я ушел в город», — и решил уйти немедленно, хоть пешком, только бы поскорее отсюда. За вещами можно будет послать когда угодно.
Франк Браун тяжело вздохнул и вышел на дорогу; вскоре он заметил, что сбился с пути: он шел по направленно к Чимее, и ему следовало повернуть обратно. Но ему не хотелось возвращаться.
«В таком случае, я пойду в Чимею», — подумал он и шел все вперед, не оглядываясь. Так он шел несколько часов, то карабкаясь по утесам, то спускаясь в долины. Его лихорадило, ноги болели, при каждом вздохе кололо в груди, но отдохнуть он не мог.
Наступили сумерки; Франк Браун решил сделать последнее усилие и, измученный, продрогший, побежал. Когда уже совсем стемнело, Франк сел на камень и решил дальше не идти.
«Все равно, — подумал он, — буду ли я сидеть здесь или буду бежать. Быть может, кто-нибудь придет сюда».
Далеко внизу он услыхал звон колокольчиков: то паслись коровы.
«Нужно спуститься вниз; да — нужно спуститься» — повторял он сквозь зубы.
Он пошел, но ноги с трудом повиновались ему. Наконец, вблизи показались огоньки. Франк постучался в двери первой попавшейся избушки. Его не впустили, но сообщили, что Чимея совсем близко отсюда.
— В таком случае, везите меня к жандарму Дренкеру! — потребовал Франк.
— Черт побери! Что с вами? На вас лица нет! — с испугом воскликнул жандарм, увидев Франка.
— Да. У меня лихорадка, — ответил последний.
Жандарм помог ему раздеться, дал ему чистую рубашку и заботливо уложил в постель.
Франк Браун серьезно заболел. То его мучила бессонница, то он лежал в тяжелом забытье; и в боку сильно кололо.
Жандарм ухаживал за ним заботливо и нежно, как нянька.
Через несколько дней Франку стало несколько легче: жар спал, колотье в боку прошло, и он уже мог немного ходить. Тогда он рассказал своему хозяину о чудесном исцелении Сибиллы Мадруццо и об исповеди Матильды Венье.
Жандарм вскипел.
— Ах, каналья! И она еще била ребенка!
И Дренкер рассказал о своем приключении с Матильдой Венье.