– На перчатки талер?

– Они шёлковые!

– Ладно, дам, – сказал Волков и попытался задрать ей юбки.

Чёрт с ними с этими талерами, лишь бы она… Лишь бы обняла его крепко. И ногами своими крепкими и длинными обхватила.

– Стойте, стойте, – не дала она задрать себе юбку. – Подождите.

– Ну! – Он уже начинал злиться.

– Танцев я не знаю, но в городе тут учитель есть, я уже узнала. За неделю выучусь у него.

– Одну тебя тут не оставлю. – Обрезал Волков. – То не прилично, не должна девица из хорошей семьи одна жить. А ты вроде теперь из моей фамилии.

– Ну, монаха со мной оставьте, мне нужно, господин мой, – она стала гладить его по щеке и целовать в губы, едва-едва касаясь их. – Господин мой, как же мне на бал идти, если я танцев не знаю.

Нет, нужно было её в Эшбахт отправить. И трат бы не было ему, и волнений. Но как? Как отказать ей? То невозможно было. Кто бы смог отказать такой женщине, из которой юность, любовь и нега фонтанами бьёт, заливая всё вокруг сладостью жизни? От запаха которой, если рядом сидит, голова кружиться.

– Ладно, – наконец сказал он.

И получил то, чего ждал. Девушка так обняла его крепко, так сладко поцеловала, что не жалел он уже о тех деньгах, что тратил на неё, и не думал о них даже.

– Снять платье? – Спросила она, отрываясь от губ его.

– Всё снимай, – ответил он, не отрывая глаз от её прекрасного лица.

Не было никого на этом свете, кому он доверял бы больше, чем ему. Волков не знал другого человека, которого любили и уважали все остальные люди. К которому шли и за светом, и за утешением, и за лечением. Солдаты и местные бабы с орущими детьми с утра заходили к нему в пустующий овин, который он использовал и как спальню свою, и как келью для приёма больных. И никому он никогда не отказывал. Казалось, что брат Ипполит вообще не умел этого делать. Простодушное лицо молодого человека никак не отражало больших знаний и пытливого ума. Зато говорило всем, что человек сей добр до святости и терпелив без меры.

– Не смей дразнить его, – говорил Волков со всей серьёзностью в голосе.

– Да разве я дразнила когда? Никого не дразнила. – Врала Брунхильда.

– Не ври мне, сам видел, как ты из озорства перед ним подол до колен задирала, чтобы его смущать.

– Так то когда было, – тут же выкрутилась девушка. – Уж я не такая больше.

Вилков погрозил ей пальцем, сказал:

– Монах.

– Да, господин, – брат Ипполит тут же подошёл к нему.

– Деньги ей не давай, – он протянул монаху один золотой.

У Брунхильды от такой несправедливости округлились глаза. Но кавалер и не глянул на неё, продолжал говорить монаху:

– Купишь ей два платья, два шарфа и одни туфли, больше ничего.

Девушка молчал, но по виду её уже было ясно, что из монаха она вытрясет столько денег, сколько ей потребуется. А вовсе не столько, сколько господин велит.

– Снимешь комнату на неделю, да не в трактире, сам при ней будь. Она к учителю танцев будет ходить, так ты с ней.

Монах понимающе кивал.

– Раньше я к ней не лез, сама была себе хозяйской, а здесь она под моей фамилией ходит. Смотри, чтобы не опозорила она меня.

Девица фыркнула и закатила глаза, так и говоря без слов: «Господи, да что он несёт?»