Вовчик склонив голову, сидел на облезлом табурете со стаканом в руке, рядом мельтешила Дашка, щелкая рычажками принесенной ручной машинки, на полу валялись клочья волос – Вована подстригали. Вовка морщился, машинка не столько стригла, сколько легонько выдирала волосы, Дабы притупить болевые ощущения, Вовчик прямо вовремя стрижки пил самогонку из-за чего постоянно шевелил башкой, чем выводил из себя стригущую его и уже начавшую «косеть» Дашку. Дело медленно, но верно продвигалось, Вован покачиваясь, сидел на стуле.

– Тварь! – не выдержала этих шатаний Дашка и швырнула в отчаянии машинку в угол. Машинка, ударившись о голый бетон, разлетелась на куски.

Вован поднял глаза, в осколок зеркала на него смотрела какая то косая харя с башкой подстриженной на половину. Из стриженой половины головы, словно кусты репья, местами торчали пучки волос, нестриженная половина, вообще представляла собой копну сена, в которой повеселились пионеры.

– Все, подстригся – Вован понуро опустил голову – че делать то, как я ходить буду с такой башкой?

– Да не парься ты, сейчас за бритвой домой сгоняю, подровняем – Пуча потрепал приятеля по недостриженной голове.

Пуча вернулся быстро, не прошло и пяти минут, как уже стоял в дверном проеме с какой-то коробкой в руках. Подойдя к столу Пуча, поставив коробку на стол, открыл ее с таким видом, словно принес буханку хлеба жителям блокадного Ленинграда. В коробке лежала опасная бритва, кожанный ремень и кусок хозяйственного мыла.

– Чё, это ? – с удивлением спросил Вован.

– Бритва, мыло и ремень. У отца попросил – Пуча торжествовал.

– Странно как то… – протянуло задумчиво Дашка – А ремень зачем?

– Ууу, блондинко – заржал Пуча – ты че, а бритву чем точить?

– Секи сюда – Пуча ловко вынул ремень из коробки, нацепил его на гвоздь в стене, и, взяв в руки бритву, проворно начал елозить лезвием по коже ремня – Ща острее будет, чем меч у нидзи, у меня папка другого не признает и говорит, что станками да гелями лишь педики пользуются.

– Да, суровый у тебя батя – с уважением протянул Кешка- Говниш.

–И лицо у него суровое, как стена нештукатуренная – отскочив подальше не преминула съязвить Дашка.

– Ну тогда больше и не лезь к нему в коляску на мотик – пробубнил Пуча. К вечным подколам прыщавой Дашки он давно привык и лишних движений старался не делать, дабы не тратить понапрасну усилий.

– Ща мы из тебя модель сделаем – сказал Вовчику Пуча- ЧПОК и все.

– Не надо меня чпокать – напрягся Вован – побрей лучше.

Пуча полил голову Вовчика газировкой и, намылив хозяйственным мылом начал сбривать остатки волос.

Брить Пуча не умел, да и к тому же основательно поддал. Поэтому частенько срезал кусочки кожи с головы Вовчика. Бухой в стельку клиент Пучи этого, казалось, не замечал и дремал сидя.

– Ну вот и все! – Пуча обтер голову Вовчика салфеткой и плеснув самогонки на руки, похлопал Вована по гладко выбритой черепушке. Из глотки Вовчика вырвался душераздирающий крик, самогонка острыми иголками вонзилась в ранки оставленные бритвой.

Очнувшийся Вован взглянул на себя в осколок зеркала, лысина блестела в проникающих на стройку лучах солнца, и казалось даже на стенах отражаясь от нее, плясали солнечные зайчики. Изредка, на лоснящейся коже, там, где дрогнула рука парикмахера, были заметны свежие кровавые рубцы.