– Неужели вы не поняли, кому служили?! Кому пруссаки помогли бежать из страны – мне или ей?! Она ведь платила вам всем – чинами и деньгами, титулами и крепостными, подарками задабривала. С кем-то в любовь играла, расплачиваясь собственным телом! Неужели вы не осознали, что то была плата за предательство страны?!

Иван Антонович как бы в запальчивости крикнул последние слова, отстраненно наблюдая, как от этих фраз буквально проняло узников Петропавловской крепости. А вот генерал Чернышев прямо заскрежетал зубами – побывал он в свое время в качестве любовника великой княжны. И сделал шаг вперед, гремя кандалами.

– Ваше императорское величество, дозвольте искупить вину честной службой!

«Второй спекся! А ведь будь сейчас Като, придушил бы ее собственными руками. Ведь до Чернышева только сейчас дошло, как его подставили. По полной программе, оставив без графского титула и генеральского чина, без имущества и денег. Да еще предателем ославили, что помогал пруссакам завоеванное не просто вернуть за бесплатно, но и доплатить кругленькую сумму врагу. И кто вы после этого, Захар Григорьевич?!»

– Полдюжины прусских кирасир, что прикрывали бегство бывшей царицы, вырубили два десятка наших драгун, посланных в погоню. Истребили практически подчистую! Это нормально, господа?!

Иван Антонович сознательно передернул факты, для вящего эффекта, и он получился зрелищный – даже равнодушный ко всему Брюс вскинулся, нервно сжимая кулаки.

«Хорошо иметь дело с патриотами, всегда можно с ними договориться, если разумные доводы привести», – Никритин мысленно радовался, держа на лице хмурую маску.

– Хорошо, Захар Григорьевич. Отправляйтесь в Киев, сделайте ревизию слободских казачьих полков. Нам нужны гусары, так что начните формирование регулярной легкой кавалерии. Бывшим казакам оставьте все привилегии, а новый статус гусара нужно подкрепить льготами, и сделать значимей, чем прежний. Все инструкции получите перед дорогой. У вас есть четыре года, не больше – а потом зазвенят сабли. Посмотрим в бою, что вы подготовить к войне успеете.

Иван Антонович посмотрел на Брюса и Вадковского – апатия и уныние в их глазах сменилось яростным пламенем надежды. Оба тоже сделали шаг вперед, позвякивая цепями. Так что тюремное сидение, допросы, беспощадный военный суд и ожидание жестокой казни немалую пользу в «просветлении душ» сделать могут.

– Яков Александрович, вам надлежит уехать в Олонец, а потом в Тулу. Нужно наладить производство новых образцов оружия, орудий и фузей, а вы в этом знающий человек. Займитесь делом, времени и так немного осталось – наша армия никогда к войне готова не была. Так что вам исправлять упущение, надеюсь на вашу энергию и распорядительность. Временно возвращаю вам чин полковника, а вам, господа, бригадирские. Если служба ваша будет отмечена успехами и должными заслугами перед Россией, то все отобранное у вас по суду, будет возвращено – сам ходатайствовать перед Сенатом буду. Смотрите, не подведите – не токмо мне, кого вы презрительно «царем Ивашкой» называли, вы Отечеству служите. Идите!