Но нет, это наркотик не хуже расслабона!

И хотя бы сейчас, на краю смерти, я должен остаться верным Юле!

— То есть… ты отказываешься? Ага? — Юнесса растерянно моргала синими-синими глазами, и на лице ее было детское разочарование — папа обещел игрушку, но не купил.

— Нет, — сердито буркнул я. — Чтоб я сдох! Но он десятник теперь! Что я могу? Атаковать командира во время боя?

— Ты не мужик! — она отстранилась, убрала руку. — Деланный пальцем! Размазня! Трус! Сунул в меня свой вонючий хер, а теперь в кусты?

Я скрипел зубами и молчал, я помнил, что в кармане у меня черно-белая плюшевая игрушка, которую я некогда подарил жене, а потом мне ее дала с собой дочь, чтобы мне не было скучно далеко от дома. В этот момент через доверенную нам зону могла проскакать армия Чингисхана верхом на боевых мамонтах — мы бы ничего не заметили.

— Ты не мужчина, мужчина! — прорычала Юнесса, и тут уж я не выдержал.

— Зато ты женщина! Готовая дать любому, кто только руку к тебе протянет! Выпрыгнуть из одежки и забраться в любую койку!

Рот ее приоткрылся, я увидел ряд белых зубов, и осекся, проклял себя за горячность — как всегда, не сдержался, вот черт.

— Я не отказываюсь от своих слов, — торопливо начал я. — И я все сделаю, только… Если будет возможность. Пока ее нет совсем. Скорее всего мы все просто тут погибнем.

Но Юнесса уже не слушала, она отвернулась, и до меня донеслись негромкие всхлипывания. На сердце стало мерзко-мерзко — да, по сути я был прав, но мог бы сдержаться, выждать, когда она спустит пар, и потом спокойно все объяснить без грубых слов.

Эх я придурок!

С места мы снялись перед закатом, когда джунгли затопила волна фиолетовых сумерек. К этому времени я разобрался со своей маскировочной сеткой, и даже опробовал ее в деле, так что Макс удивленно захлопал глазами и сообщил мне, что «Клево, вапще и мы им покажем».

Но в остальном все обстояло паршиво — соратники от меня шарахались, как от зачумленного, даже Крыска и Дю-Жхе, и мне постоянно приходилось бороться с собой, чтобы не полезть в карман за расслабоном, меня колотило, как в лихорадке, суставы просто выворачивало. Попытки снова активировать систему связи тиззгха, чтобы поговорить с Юлей и узнать, как там дела, ни к чему не приводили, только все сильнее болела голова.

Котик сгинул неведомо куда, и я надеялся, что он не погиб в зубах лесных тварей, а вернулся на линкор.

Я шел одним из последних, и усталость, вроде бы отступившая на привале, возвращалась с каждым шагом. Стволы и ветки сливались, джунгли казались непроницаемой лилово-серой стеной, за которой некто кричит и возится, порыкивает и чавкает, жужжит и стрекочет.

Изредка все это перекрывали далекие взрывы.

Опустилась тьма, и я перестал видеть хоть что-то, остались только звуки — шаги идущего впереди Йухиро, мое собственное тяжелое дыхание, жужжание кровососов. Потом мы неожиданно остановились — я не мог знать, что творится впереди, и поэтому нервничал все сильнее.

А потом началась стрельба — вспышки разорвали мрак, пули защелкали по листьям.

— Залегли! — приказал десятник.