Вот, например, и палеховцы, очаровательные искусники в мелких декоративных вещицах, рисуют решительно все совершенно одинаковым каноническим способом. В их пушкинских сказках, в "Слове о П[олку] Иг[ореве]" и др[угих] вещах, ими сделанных, — один только канон, одно только мелкое, сложное, пестрое и красивое узорочье, но чем отличается царь Салтан от царя Додона или даже от князя Игоря? Ничем. Дайте им проиллюстрировать "Братьев Карамазовых", и будет все то же.
Существует и другой вид тоже канона своего рода. Это те вещи, где специфический, несколько новаторский стиль и шик деревянной гравюры совершенно заслоняет собою содержание и рисунок изображенного. Должно быть проиллюстрировано глубоко реальное и,- так сказать, портретное произведение классического писателя. Читатель ищет главное лицо, а его-то почти и нет; так, какое-то микроскопическое подобие фигурки и все. Вот, и думаешь: а что если бы мысленно раздеть этот рисунок, т. е. откинуть его ксилографический шик и добраться до обнаженного рисунка? Рисунка не окажется. Орешек с позолоченной скорлупкой, но, увы, без ядрышка.
В силу всего вышесказанного я глубоко приветствую ту основную художественную тенденцию, которая у нас, в Союзе, считается желательной. Ясность изображенного и действительное умение рисовать.
В таком же духе стараемся мы вести и учеников наших и радуемся тому, что они, наша смена, отвечают нам пониманием трудной, но интересной, нужной и ответственной задачи. Этим я заканчиваю конспективное изложение своей художественной деятельности. Но и сейчас, уча других, я неустанно продолжаю учиться и проверять свои подходы к тому, как надо делать ту или иную работу. Может быть, это плюс, а может быть, и минус, что теперь многое знаешь, постоянно себя контролируешь и относишься ко всему сознательно, в юности же работа текла сама по себе и совершенно бесконтрольно. Конечно, было много, очевидно, ошибок, и, если бы у нас тогда было хоть немного теперешнего опыта и знаний, то, пожалуй, при молодых порывах оно было бы нехудо.
В свое время мы, "мирискусники", положили многому начало. Конечно, было много ошибок и крайностей, было много и несправедливостей, потребовавших позднейшей переоценки, но главное достоинство течения "Мира Искусства" — это война с рутиной и теми моментами, когда искусство благополучно успокаивается и начинает, так сказать, наживать себе буржуазное брюшко.
Сейчас — другой век, век грандиозного строительства, и век, когда весь народ всколыхнулся от самого своего основания. Задачи художника усложнились; сделались многограннее.
С одной стороны, стоят вчера еще неприступные горы, на вершинах которых находятся гении искусств человечества, еще вчера понятные только малому количеству избранных и посвященных, а с другой — стоят миллионы народа, которым до сих пор не было доступа к этим горным вершинам, и вот, сейчас художники же разных искусств, каждый для своего искусства, должны высечь в камне те ступени, по которым эти народные миллионы могли бы подняться на горные вершины и приобщиться к тому высшему, что может дать искусство. Нужно делать эти ступени так, чтобы они были удобны для восхождения. Нужно начинать работу с низшей ступени и, следовательно, физически спуститься вниз, но духовно нужно быть все время на том самом верху и высекать эти ступени все выше и выше, пока эта лестница не достигнет самого верха.