Действительно вкусно. Аромат пряностей щекотал ноздри. Я прикрыла глаза. Хочу ли я помочь Эрику? Ха! Хочу, поймала я себя на мысли. Хочу! Только вот сдается мне ему моя помощь, что мертвому припарки. Боже мой, я узнала этот запах! Это аромат кофе, которым поил меня Эрик в Париже. Париж, узкая чугунная лестница, ведущая на самый верх, дверь на крышу. «Я дарю тебе этот город, смотри, он твой» По щеке скатилась слеза, я хотела вытереть ее и не смогла шевельнуть рукой — тело отказывалось повиноваться мне. Я испугалась и попыталась крикнуть, но рот даже не открылся, вот тут мне стало страшно. Единственно, что еще слушалось меня это глаза. Я посмотрела на Файруллу, он пил чай и спокойно смотрел на меня, потом потянулся, вынул из моих безвольных рук пустую чашку и встал. Я проводила его взглядом, и тут глаза стали закрываться сами собой, и я провалилась в черную пустоту.

Сознание вернулось ко мне так же внезапно, как и покинуло: просто, щелк! и включилось. Не знаю, долго ли я была в отключке, наверное, долго, потому как очнулась я совсем в незнакомом месте уже в ночное время и в комнате, где я лежала на широкой тахте, царил полумрак. Я обвела взглядом помещение, проверяя, вернулась ли ко мне способность двигаться. Меня обдало свежим ветерком — дверь на балкон была открыта и шторы, плавно колышась, то открывали, то закрывали звездное небо и фигуру мужчины на балконе. Я крепко зажмурилась, надеясь, что наваждение исчезнет, но… Еще не веря, но уже зная, что все это не сон, а самая настоящая явь, я встала и побрела к нему. Именно побрела, едва волоча ноги. И это не было следствием приема наркотика, а самый элементарный страх. Конечно, он услышал меня, но не повернулся, продолжая курить, глядя на звезды над головой. Я подошла, встала рядом, протянула руку, он понятливо вложил в нее сигарету, чиркнул зажигалкой.

Я затянулась, глотая дым вперемежку со слезами. И мыслей то никаких не было, вот что интересно. Просто слезы лились сами собой, а спроси от чего и не понять. Он докурил, кинув окурок вниз, вынул из моих дрожащих пальцев сигарету, она тоже полетела вниз горящей искрой, и тут я уткнулась ему в грудь и долго плакала, орошая рубашку слезами. А он прижимал мою голову в себе и целовал макушку. И чем сильнее он ее прижимал, тем сильнее я плакала. Потом ненадолго впала в ярость и побила его в грудь кулаками, а потом опять плакала, вцепившись руками в его одежду, как будто боясь, что он сейчас испарится. А он обнимал меня, и мне хотелось умереть в его объятиях, потому что лучше уже ничего не будет, а будет хуже и страшнее, и больнее. Мы так и не произнесли ни слова, а зачем? Слезы, наконец, иссякли, я перестала всхлипывать, и он повел меня в комнату, включил свет, отвел мои руки от зареванного лица. И я все же осмелилась поднять глаза и посмотреть на него. На миг я зажмурилась, настолько чужим он мне показался, ведь я почти забыла его черты. Он тоже долго вглядывался в меня, поворачивая мою голову и так, и этак, потом наклонился и поцеловал. Совсем близко я увидела его глаза, желто-зеленые с янтарными искорками и, вздохнув с облегчением, потянулась на встречу.