Возраст выдавало его лицо. Стоя перед ним, человек понимал, что «подростку» отнюдь не четырнадцать, а все двадцать. Или даже двадцать два. Он сызмальства курил, почти ежедневно выпивал по бутылке вина или по паре стаканов самогона, отчего кожа его потемнела, а вокруг глаз завязались мелкие морщинки.
Старый, скрипящий рессорами автобус катил по своему обычному маршруту: от площади Маяковского мимо Белорусского вокзала до Авиационного переулка и обратно. Это был старый двухдверный «ЗИС-8», намотавший по столичным дорогам многие тысячи километров.
На привокзальной площади в салон автобуса втиснулся взмыленный пожилой дядька. Свободных мест не оказалось, и он обосновался в проходе, поставив на пол фибровый чемодан, а рядом набитый чем-то вещмешок из выгоревшего на солнце брезента. Отдышавшись, он вытер мокрый лоб платком, заплатил кондуктору за проезд и с любопытством поглядел на проплывающие за окном дома. Видимо, боялся проехать нужную остановку.
Автобус трясся по Ленинградскому шоссе. Где-то возле Старой Башиловки гражданин почувствовал странные прикосновения к своей спине. Недоуменно обернувшись, он увидел опрятно одетого юношу. Тот осторожно отряхивал пиджачок его старого костюма.
– Вы где-то испачкались. Побелка, что ли… – пояснил юноша и показал белую ладонь.
Секунду назад дядька готов был возмутиться, поскандалить и даже отпихнуть обидчика. А тут – такая приятная забота!
– Видать, на вокзале обтерся, – кивнул он. – Спасибо…
И извернулся, пытаясь заглянуть через собственное плечо. Скоро, стянув набок пиджак, он уже сам отчищал остатки побелки и не обратил внимания, как юноша бесследно исчез. Также исчезли и два его помощника, стоявшие в проходе между сидений.
– О черт… чемодан! – очистив пиджак, воскликнул дядька. – Где чемодан-то?! Эй, кондуктор! Водитель! Немедленно остановите, пропал мой чемодан!..
Мишка, Степка-свисток и Чуваш выскочили из автобуса у стадиона «Динамо». На Скаковой аллее они повстречались с Амбалом.
– Ну как? – сплюнул тот в кусты.
– Вот. – Степка показал чемодан. – Мишка – молоток, красиво сработал.
– Вскрывай…
Щелкнули замки, скрипнула крышка.
Внутри чемодана оказалась всякая ерунда: пара кальсон и маек, кулек мелкой сушеной рыбы, кусок сала, банка свежего меда, новое женское платье…
Дельце не выгорело, однако Амбал не расстроился. Хлопнув приятеля по плечу, он поздравил его с почином и велел не расстраиваться:
– Рыбу и сало сожрем, а шмотки Зойка выменяет на самогон. Зато ты теперь обстрелянный, знаешь, что и как…
Глава седьмая
Москва; июль 1945 года
Никаких особенных новостей Старцев от соседей убитого не привез. Зиновьев жил один в маленькой съемной квартирке, работал часовщиком. Мастерская располагалась в пяти кварталах от дома, и путь лежал аккурат через тот переулок, где на него напали. Жил тихо, иногда соседи видели его в слабом подпитии.
Егоров с Горшеней вернулись в Управление только к обеду. Голодные, невыспавшиеся, уставшие, что было неудивительно, так как группа занималась нападением на Зиновьева с начала суток. На этот случай Старцев и приказал Киму позаботиться о товарищах. Тот расстарался: к привычному чаю раздобыл в ближайшем коммерческом магазине комкового сахару, большой кулек ржаных сухарей, три банки рыбных консервов и полкило развесной квашеной капусты.