А как он «подставил» свою старшую сестру Анну; когда в этом не было ровно никакой необходимости? Он передал через нее заговорщикам послание, хотя было много других способов. Зачем он впутал в дело сестру, даже не предупредив ее об этом?

Он всячески подчеркивал свою отчужденность от семьи, даже, возможно, подсознательно: все свои письма, даже прощальное письмо перед казнью, он подписывал не именем, что было бы естественно, тем более не каким-нибудь детским прозвищем, а полной фамилией: «А. Ульянов». Так не было принято даже в обыкновенных обстоятельствах в переписке с семьей...

Он совершенно не защищался на процессе, когда другие боролись за себя довольно яростно и изощренно, он же как будто сознательно шел на самоубийство. Я думаю, так оно и было. И я полагаю, у некоторых, по крайней мере за словами о долге перед народом, за чувством вины перед ним стояло, быть может, более глубинное психологическое чувство вины перед отцом или матерью: когда я был маленьким, я пожелал смерти отца и за это должен быть наказан... Впрочем, никто никогда не смог бы доказать, было ли это с человеком на самом деле.

— Вы думаете, каждый из них был со своими странностями ?

— Нет, они были очень разные. И функционально разные. Были специалисты-«технари», которые и вели себя как настоящие спецы и которые отлично знали, что ими организация рисковать не будет. Были теоретики, которые, перешагнув первый, так и не смогли перешагнуть второй порос..

— Какой второй?

— Готовность к убийству другого человека, может быть, даже совершенно невинного — мало ли как там сложится...

— Ну, психологически это понятно, второе прямо вытекало из первого: раз я все от себя отринул, раз сам я отказался от своей жизни и готов в любую минуту, если потребуется, принять смерть — значит, я могу распоряжаться и чужими жизнями...

— Все-таки психология устроена посложнее, чем логика. Так или иначе, многие не смогли этот второй порог переступить. Лавров так и писал об этом: лично я не могу убивать, не способен к этому, но в организации есть люди, которые смогут это сделать в случае необходимости...

— Он не осуждал террор, он просто сам себя освобождал от необходимости этим заниматься?

— Конечно, он и расценивал это как свою личную психологическую слабость. Но ведь и половина народников не переступили второго порога, образовав новую организацию «Черный передел», которая вообше отказалась от террора.

Классический тип народника-террориста был вытеснен из революционного движения после 1905 года. Специалисты утверждают, что именно тогда в революцию хлынуло много темных, подозрительных людей, авантюристов с уголовными склонностями или прямых уголовников.

— Их тоже использовали в своих высоких целях, как в свое время Нечаева?

— Да, особенно большевики.

— Правильно, а теперь современные идеологи и теоретики террора в своих высоких целях используют женщин и детей, посылая их на смерть вместо себя. Это тоже такая психологическая странность?

— Да, есть вещи, которые я понять не могу, и это — одна из них. С другой стороны, так устроена организация. Я никогда не изучал современных исламских террористов, но, насколько я себе это представляю, чем более низкую ступень в организации ты занимаешь, тем больше рискуешь жизнью. Чем выше ты поднимаешься в иерархии, тем ценнее становишься для организации и тем реже тебе приходится рисковать собой.