— О ты, что желаешь переступить этот порог, знаешь ли ты, что тебя ожидает?

—Знаю, — отвечает девушка.

—Холод, голод, ненависть, насмешки, презрение, обида, тюрьма, болезнь и самая смерть?

—Знаю.

—Отчуждение полное, одиночество?

— Знаю... Я готова. Я перенесу все страдания, все удары.

— Не только от врагов — но и от родных, от друзей?

— Да, и от них.

— Хорошо. Ты готова на жертву?

-Да.

— На безымянную жертву? Ты погибнешь — и никто... никто не будет даже знать, чью память почтить!..

— Мне не нужно ни благодарности, ни сожаления. Мне не нужно имени.

— Готова ли ты на преступление?

Девушка потупила голову...

— И на преступление готова.

Голос не тотчас возобновил свои вопросы.

— Знаешь ли ты, — заговорил он наконец, — что ты можешь разувериться в том, чему веришь теперь, можешь понять, что обманулась и даром погубила свою молодую жизнь?

— Знаю и это. И все-таки я хочу войти.

— Войди!

Девушка перешагнула порог — и тяжелая завеса упала за нею.

— Дура! — проскрежетал кто-то сзади.

— Святая! — пронеслось откуда-то в ответ».

— Да уж, симпатии Тургенева явно на стороне девушки, как, по-моему, и ваши...

— Народников поддерживало общество, и террористов тоже.

— Вы хотите сказать — образованное общество, то есть в те времена подавляющее меньшинство народа. А простые, не слишком образованные люди никогда их не поддерживали... Между прочим, исламских фундаменталистов их общество тоже поддерживает, причем как раз не столько образованное, сколько весь народ во главе с муллами, идеологами, политиками. Я видела по телевизору ликующих женщин, ликующие толпы, поднимающие вверх две пальце в знак победы. Победы над кем ? Над мирными служащими, не подозревающими о смерти через минуту? Над людьми, которые никогда ничего плохого им не сделали? Вот чем все это закончилось, а начиналось. по вашим словам, так красиво...

— Не по моим словам, а по словам Тургенева. Поймите, было особое состояние общества, и мусульманское общество тоже находится сегодня в особом состоянии. Как минимум вы исходите из того, что ценность человеческой жизни вообще — высшая ценность. Это альфа и омега всей вашей реакции, вашего отношения к терроризму. И моего тоже. Но следует понимать, что так было не всегда и сегодня так далеко не везде. Мы — представители современной западной христианской культуры; даже в христианском мире совсем недавно эта ценность не была неоспоримо высшей. Я никого не осуждаю, никого не оправдываю, я пытаюсь понять. Все-таки я историк, а не проповедник.

Я думаю, приходу каждого конкретного человека к террористам, как правило, предшествовала и какая-то личная психологическая драма. Сейчас я занимаюсь старшим братом Ленина, народником-террористом Александром Ульяновым, он, кстати, воплощает именно классический тип народника-террориста. Для него такой драмой стала, по-моему; смерть отца — он очень любил отца. Вообше он был немного странным человеком.

По отношению к родным он порой вел себя с необъяснимой жестокостью. Он, например, потребовал у матери свою золотую медаль, которой был награжден за прекрасную работу по зоологии на третьем курсе университета, чтобы продать ее и купить какие-то необходимые ингредиенты для бомбы. И объявил ей, что свою гимназическую награду он тоже продал по той же причине. Ну ладно, надо было — и продал; но зачем говорить об этом матери, которая, как он прекрасно знал, очень ценила его учебные успехи, гордилась этими медалями и скорее продала бы что-нибудь другое? Очевидно, он и говорил ей тем самым: все, что ты ценишь, теперь не имеет для меня никакого значения, и твои чувства по этому поводу тоже не имеют никакого значения...