– А ее, очень похоже, и не взяли, – без всякого торжества сказал Митя. – Иначе не удержался, сунул бы мне под нос бумажку. Он меня на другом взял: на той справочке в военкомат, что Батуалина мать устроила.

– Во-от оно чего…

– Ну да, – сказал Митя. – Ему и стараться не надо, в случае чего – все по закону. И буду я за армией родной, как за каменной стеной. Чуть ли не семь лет еще может меня на крючке держать.

– Да и меня прилично, – сказал Сенька. – До Женькиного совершеннолетия, а там еще и срок давности должен выйти, не такой уж большой, но пока пройдет… Так что мне к Женьке и на километр подходить нельзя.

– Мне к Юльке тоже, – сказал Митя. – Этот шутить не будет… Ну что, провалился наш поход за романтикой?

– Как дядя Гриша в прошлом году по пьянке в прорубь… Мить, пойдем в ларь, возьмем еще чего-нибудь да нажремся? А то муторно что-то на душе…

– А пойдем, – сказал Митя. – Тут и осталось-то…

Он накинул куртку, сунул в карман деньги, и оба вышли из квартиры. Сюрпризы сегодня, похоже, шли чередой: на лавочке сидел Карпуха, при их появлении оживившийся так, что стало ясно: именно их и поджидал. Похлопал ладонью по доске с облупившейся краской:

– Сидайте, хлопчики, разговор будет…

– Ну, что опять стряслось? – спросил Митя как-то вяло, безучастно. – Вроде ни в чем не виноваты пока…

– Пока, – сказал Карпухин негромко. – Разговор будет чисто профилактический. Бросайте к чертовой матери эту вашу забаву – на девок охотиться, насильников изображать.

– Какую еще забаву? – так же вяло спросил Сенька.

– Сами знаете какую. Завязывайте раз и навсегда. Заявлений нет, а вот сигнальчик пошел. А такие сигнальчики чем только не оборачиваются…

– Например, – понурясь, спросил Митя.

– А например: идет себе ночью самая обычная девочка с нотной папочкой. Тут вы из кустов – и начинаете ей вкручивать, чтоб поверила. А девочка вынимает пушечку, и из кустов ей на подмогу летит орава бравых молодцов. И никому на свете вы потом не докажете, что шутковали… Ясно?

– Ясно, тарищ капитан, – сказал Митя.

И, несмотря на грызущую тоску, смог все же улыбнуться – опоздал Карпуха со своей профилактикой, забава умерла сама собой… напоследок забросив Батуалу в самую что ни на есть легальную и законную романтику, а вот их с Сенькой из оказавшейся предосудительной романтики вышибло напрочь, пусть и при других обстоятельствах…

Когда Карпухин отбубнил свои нравоучения, лишний раз посоветовав завязать раз и навсегда, они ни словечком не ответили – что вообще-то было у них не в обычае. Карпухин даже посмотрел удивленно, тоже прекрасно знал их манеру никогда не лезть за словом в карман:

– Вы что смурные такие?

– В тошниловке[43], похоже, отравились чем-то, – сказал Доцент. – С утра животы крутит.

Карпухин посмотрел на них очень внимательно – что-то он должен был знать, Митин с ним перетрещал, но ничего не сказал, похмыкал, погрозил пальцем и подался себе восвояси.

Митя хмыкнул:

– Ну вот, пусть потом думает, что это его талантливая профилактика подействовала…

– Мить, я тут подумал, прикинул…

– Что?

– Неспроста всё это.

– Что именно?