– А…

– Все! – Митин резким жестом поднял ладонь. – Поговорили. Разговор кончился. Теперь речь о другом: что с тобой будет, если ты все же окажешься дураком и от Юльки не отцепишься. Нарисую полную перспективу, как на этой картинке… – он кивнул на портрет Марины. – Пугать я тебя не буду. Ты не дурак. И шить ничего не буду. Я, Дмитрий, в жизни дел не шил, у меня офицерская честь есть. Зачем дешевить, погоны пачкать, если кончить все можно совершенно по закону, так, что, собери ты адвокатов со всего мира – не опротестуют… Чисто всё будет, Дмитрий, чистейше…

Он замолчал, закурил, неторопливо выпуская дым, сделав вид, что полностью поглощен портретом Марины – но, Митя видел, краем глаза зорко следил за ним. Понемногу стало подступать беспокойство, особенно сильное оттого, что неизвестно было, с какой стороны ждать удара. А удар сейчас должен последовать, дураку ясно…

Наконец Митин погасил окурок, улыбнулся одними губами.

– Когда сам подставляешься, Дмитрий, никто тебе не виноват, – сказал он сухо, с расстановкой. – Я тобой уже с недельку занимаюсь частным образцом, что твой Шерлок Холмс, – у тебя вон, вижу, стоит. С участковым поговорил, знакомых потревожил там и сям… Знаешь, что выяснилось? По твоим дворовым делам взять тебя не за что – увертливы вы, стервецы… Оно и понятно, зная, что с Катаем приятельствуете. Он давно завязал и молодых на дела посылать не пробует, знает, чем это пахнет, – но по приятельству у вас что-то вроде юрисконсульта, только наоборот. Хорошо надрочил, как хвост вовремя из мясорубки выдергивать, а лучше вообще от нее подальше держать… Но есть еще кое-что, от чего десять Катаев советами не спасут…

Он встал и принялся разглядывать книжные полки – Митя прекрасно понимал, что это еще один оперской приемчик, длинная театральная пауза. Но что он мог поделать? Спрашивать прямо, где тут капкан, казалось унизительным – все равно сейчас сам скажет… Юлька, Юлька… Как же так получилось? Стихотворение у нее нашли? Ну и что? Скажи она, что для девчонок взял, для себя, и это вирши того же Евтушенко – неужели стали бы проверять? У девчонок толстенные тетради стихами и песенками исписаны, и сроду родители в них не рылись. Что-то другое. Что?

– Понимаешь, какое дело, Дмитрий, какая нескладушка… – сказал Митин, отходя от полок и остановившись над ним, расставив ноги, в грозной и непреклонной позе шерифа из американских фильмов. – В медицинских справочках у тебя разнобой. В тех, что от окулиста. Все остальные ничуть друг другу не противоречат, а в справках от окулиста – разнобой. В той, что осталась в ГАИ, когда ты права получал, – зрение минус полторы диоптрии, что вождению транспортных средств ничуть не препятствует. А в той, что лежит в твоем личном деле в военкомате, – уже минус девять диоптрий. Из-за чего и ходишь уже два года с «белым билетом», жизни радуешься. Интересно, правда? Какая-то из справок должна быть неправильная. И я всерьез подозреваю, что военкоматская. Участковый ваш сто раз видел, как ты на мотоцикле без очков рассекал, – какие там минус девять… Скажешь что-нибудь?