А каждая секунда увеличивала расстояние между дозором и Лобановским на многие километры.

А всю полноту ответственности за ведомого нес я.

А резерв топлива – не сказать чтобы «ого-го».

А режим – строгого радиомолчания.

А решать судьбу отбившейся овечки – Жагрову.

А отвечать – мне.

Это вам не «он любит ее, а она любит другого». Это – «быть или не быть».

Я думал всего ничего. Точнее сказать: думать я не стал вовсе.

Пометил истребитель Лобановского маркером как «цель-1».

Мозги моего борта напомнили: «Цель дружественная. Продолжать?»

Я: «Да».

Затем – «выход на цель сзади строго по направлению полета с превышением десять, минимизировать время маневра».

Мозги: «Пик расчетной перегрузки – девять. Продолжать?»

Я: «Да».

Полетели!

На самом деле терпимо. Учитывая, что после плена я успел сделать только два пробных вылета, в ходе которых почти не фигурял, а сенокс стал страшным дефицитом, девятикратная перегрузка могла бы меня увалить и в «красный туман». Но ничего, пронесло.

Мой «Дюрандаль» быстро вышел в хвост Лобановскому и, сбросив лишнюю скорость, образовал с ним классическую «систему нулевого относительного движения». При этом я имел заказанное превышение над его флуггером.

Теперь самое неприятное.

Я перешел на ручное. Осторожно перевернул машину – так, чтобы Лобановский оказался у меня «над головой». Затем, подрабатывая тягой, притерся к нему практически вплотную. И самым дедовским из дедовских способов заглянул к нему в кабину.

Что же я увидел?

Стекло шлема поднято. Фигура в кабине полностью неподвижна. Спит, как есть спит! Либо хуже…

Как прикажете будить мерзавца?

Похоже, вариантов нет: только сигналом боевой тревоги по рации. Авось ничего страшного не случится. Если верить данным с «Асмодея», корабли клонов появиться так и не соизволили.

Так-то оно так, но приказ был четкий: в эфир не выходить! За самоуправство меня могут по меньшей мере отстранить от полетов…

К счастью, первым радиомолчание нарушил все-таки не я.

На опломбированной панели загорелся индикатор первого канала. Вызывал Жагров.

– «Лепаж», здесь «Гора-1». Что вы творите?

– «Гора-1», здесь «Лепаж». Мой ведомый, кажется, заснул и поэтому не отработал поворот. Разрешите разбудить?

– С-сперматозоид… Будите и догоняйте. Быстро, вас никто ждать не будет!

Что ж, теперь я мог с легким сердцем сорвать хронопломбы, которые с точностью до сотых долей секунды зафиксировали время вскрытия. И в случае служебного расследования… ну, понятно.

Мой ведомый, тактический код «Дутыш», сидел на третьем канале. Вот по третьему-то я и отправил телекод: «Внимание! Боевая тревога!»

При этом я не сводил глаз с его кабины. Проснется? Не проснется?

Вроде какое-то шевеление. Да, нет?

Так… так… ну… просыпайся же, скотина!

Хорошо. Еще раз: «Внимание! Боевая тревога!»

Точно, зашевелился, гад!

– «Дутыш», здесь «Лепаж». Как слышишь?

– Эээ… Здравия желаю, товарищ лейтенант! Что происходит?

– Дома поговорим. А теперь слушай приказ…

Парень был виноват. Но и техника подвела.

Лобановский выкурил сигарету многим раньше положенного срока, съел половину пайка, и его разморило. Он заснул, а автопилот – тот самый, который «надежный, как валенок», – тем временем тихонечко сдох. Вот и вся шарада.