— Господин Артаке, — вмешалась в мои воспоминания фрейлейн Кэйтрин. — Вы хотели со мной поговорить? Я вас внимательно слушаю.

— Не знаю, с чего бы начать, — честно признался я, усаживаясь подальше от фрейлейн.

— Верно, вы хотите обсудить сроки свадьбы? Мне кажется, с этим не стоит спешить. Мне нужно сшить свадебное платье. Опять же, — кивнула Кэйтрин на пуховые подушечки, — нужно принести в дом хоть какое-то приданое. Понимаю, что с вашими деньгами купить можно все, но есть еще и традиции. Обычно приданое запасают лет с десяти. Когда были живы мои родители, мое приданое занимало пять сундуков!

— Фрейлейн, вы мне сказали, что готовы выйти за меня замуж только ради усадьбы?

— Если у вас плохо со слухом, могу еще раз это повторить.

— Стало быть, если получите усадьбу, то я вам не нужен? — уточнил я.

— Что вы этим хотите сказать? — насторожилась Кэйтрин.

— Да ничего особенного, — пожал я плечами. Вытащив из сумки купчую, бросил ее на постель. — Вот, фрейлейн Йорген, ваша усадьба. Забирайте ее с домом, конюшней и всеми потрохами в придачу.

Фрейлейн Йорген недоверчиво взяла в руки бумаги. Полистала все три страницы — саму купчую, где оставались автографы фрау Йорген и ростовщика, реестр с описанием недвижимого имущества. Сглотнула…

— Господин Артаке, нужно сделать передаточную надпись. Надеюсь, вы умеете писать?

Я сделал обиженный вид:

— Фрейлейн Йорген, судите сами — на кой хрен мне писать? Все, что мне нужно было, — поставить крестик, когда выдавали жалованье.

— Ну, ничего, — отмахнулась фрейлейн. — Сама напишу.

Фрейлейн опустилась на колени. Я испугался — не передо мной ли, но оказалось, ей нужно было извлечь из-под кровати небольшой сундучок. Вытащив из тряпок и игрушек бурую склянку, девица глухо застонала. За столько лет чернила успели высохнуть.

Фрейлейн Кэйтрин кинулась к очагу. Вытащив комок сажи, помяла, поплевала в ладонь. Ткнула туда пальцем, мазнула по полу — проба пера! — потом по табурету.

— Вот и чернила! — торжествующе продемонстрировала фрейлейн черную полосу. — А перьев у нас много. Сейчас очиню.

— Не пойдет, — вздохнул я, досадуя, что сам не подумал о такой малости — запастись какой-нибудь склянкой чернил. — Высохнет, осыплется.

Конечно, девица мне не поверила. Пришлось ждать, пока полоска не высохнет, и провести по ней ладонью. Ладонь стала черной, табурет чистым. Насколько я помню, сажа для изготовления чернил не годится, иначе школяры и студиозы тратили бы деньги лишь на вино.

— А если кровью? — в отчаянии предложила фрейлейн. Закатав рукав, потребовала: — Дайте кинжал!

— Нет уж, любезная фрейлейн, — прикрыл я рукоятку. — Чужой кровью бумаги не подписывают, а свою я не дам. Да и глупо на купчую кровь тратить.

— И что делать? — растерялась Кэйтрин.

— Да ничего не делать, — буркнул я. — Бумаги я оставляю вам. Коль скоро они у вас — вы владелица земли и домов. Можете кинуть купчую в огонь, вставить в рамочку. Или, чтобы соблюсти все процедуры, завтра приедете в город, найдем чернила — все подпишу. Даже у стряпчего можно заверить.

Оставив документы обалдевшей от счастья фрейлейн, я, ужасно довольный разрешившейся ситуацией, поспешил уйти.