— Ну, что уставился, эй? — нарушил тишину окрик Санчеса.

Айраки избегают смотреть собеседнику в глаза, это все знают, это одно из их дурацких правил поведения, следуя которым они спокойно могут прирезать человека в его доме, но перед этим обязательно вытрут ноги о коврик — такие они воспитанные… А этот айрачонок, плюгавый безбородый подросток, с каким-то дурацким клетчатым платком на голове и с боевым топором, на длинную рукоятку которого он опирался, как на посох, — он именно что пялился на Санчеса, внаглую, с улыбочкой, да еще говорил что-то вполголоса своему соседу справа, такому же шкету засраному.

— Что-то увидел, сучонок, да? — приблизился к нему Санчес и взялся за кобуру. — Появились вопросы?

На какое-то мгновение улыбка стала еще шире, но тут же, почуяв исходящую от солдата злобу, подросток спрятал ее, стушевался и, несмотря на то что лицом был похож на черный солдатский ботинок, умудрился даже как-то побледнеть. Он отступил на шаг, и те, что стояли рядом с ним, тоже молча подались назад.

— Сержант, успокойтесь, — прогудел сверху голос Палмана.

Лейтенант сидел на башне танка, положив ногу на ногу. Механик-водитель Барт сидел пониже — на гусенице и тоже наблюдал. Прямо театр какой-то устроили эти танкисты!

— А я ничего, — медленно произнес Санчес, не выпуская из поля зрения мальчишку. — Я ничего…

Вдруг в глубине толпы послышался шум, она зашевелилась, стала расслаиваться, как поверхность воды, под которой движется к берегу большая рыба. Санчес напрягся. Потеснив передние ряды, к «нейтральной полосе» бочком, один за другим, вышли двое мужчин. Один был одет как воин, в кожаном панцире и шлеме, другой — старик в длинном стеганом халате, довольно замызганном, и войлочной шапке. На палке, продетой через кольцо, они вынесли большой дымящийся котел, наполненный рисом и мясом, и поставили перед строем пехотинцев.

От котла шел пряный аромат, возбуждающий все клетки организма. Тот, что в халате, взял из котла щепотку риса, положил в рот, пожевал и сделал приглашающий жест рукой: «Угощайтесь!»

— А как у вас насчет стаканчика «Джим Бима», мистер? — громко поинтересовался Джелли.

Кто-то в толпе коротко рассмеялся.

— А гашишу не хочешь? — ответил с другого конца цепи Салливан.

Морпехи расслабились, цепь утратила первоначальные очертания, сбиваясь поближе к котлу. Дело, в общем, обычное, по дороге от залива они не раз столовались в иракских деревнях, порой даже не спрашивая позволения хозяев. А тут вроде как сами приглашают… Прикквистер, словно пес, почуявший мясо, быстро слез с бронетранспортера.

— Ну что, дружище, — он толкнул Крейча в могучее плечо, — кто тут крайний? Или мне как самому худому без очереди?

— Куда прешь, матрос! — крикнул Санчес.

Прикквистер оглянулся на него и отпрянул. Санчес был вне себя, его лицо пошло красными пятнами, глаза превратились в щелки.

— Сохранять строй! Все по своим местам!

Растолкав Хэкмана и Крейча, он подошел к котлу, и всем показалось, что сейчас он или плюнет туда или пнет его ногой, рассыпая рис по земле. Но тут опять раздался неторопливый голос Палмана: