— Прошу пощадить твоего главного мушира, отец, — почтительно сказала она. — Я видела сегодня вещий сон: ядовитый скорпион дрался с мерзким пауком. Может статься, что Железный Змей послан не на погибель, а в помощь нам. И прорицание почтенного Бен-Баруха сбудется!

Солнцеподобный халиф Аль-Хасан, который хоть и был великим воином, но в гневе своем уподоблялся бешеной лисице, кусающей всех подряд, сурово взглянул на дочь:

— То, что старик играл с тобой в детстве, Гия, не может перевесить его ошибочных пророчеств. А ты защищаешь его, прекрасно зная, что я никогда не меняю решений и могу обрушить свой гнев на тебя…

— Да, отец, я знаю, — ответила девушка. — Но гнев Аллаха страшнее твоего гнева. Если ты ударишь по Его руке, протянутой тебе в помощь, нам всем несдобровать.

Красота и разумные речи прекрасной Гии были столь убедительны и неотразимы, что сердце Аль-Хасана смягчилось.

— Хорошо, — сказал он. — Бен-Барух будет жить, пока не придут новые известия с юга. — И, помолчав, добавил: — Если твой сон окажется пророческим, дочь моя, то вместо того, чтобы лишиться последнего своего прорицателя, я, похоже, приобрету двух… И да будет так!

Селение черным пятном растеклось вдоль дороги. Сперва попадались отдельные хижины, разбросанные по обочине, словно их случайно здесь обронил громадный, но рассеянный великан с дырявыми карманами. «Таунхаус», — как всегда неуклюже пошутил Джелли. А потом колонна вдруг оказалась внутри скопления низких небеленых лачуг, подступавших к дороге настолько близко, что Палман своим танком едва не снес пару глиняных дувалов. Луч прожектора выхватывал справа и слева уходящие в бесконечность плоские крыши, заросшие сорной травой. Не считая башни минарета, видневшейся на северо-востоке, здесь не было ни одного высокого, хотя бы в два-три этажа здания. Ни одного фонаря, ни одной вывески. И ни души вокруг. Это была огромная деревня, застроенная как попало, погруженная, судя по всему, в глубокий сон. Далеко от дороги, где-то в самой глубине селения, в нескольких домах горели огни, но их было совсем немного.

Скорость опять сбросили до минимума. По приказу Санчеса брезент на грузовиках подняли, оружейные стволы нацелились во тьму, поверх них морпехи могли вволю любоваться пустынными улицами, по которым гулял, рисуя длинные зловещие тени, луч палмановского прожектора. Все напряженно молчали, только Фолз бормотал что-то под нос, обеспокоенно вертя головой. Профессор Макфлай привстал, навалился на борт всей своей тушей, словно даже принюхиваясь к обступившим дорогу ветхим постройкам.

— Где же жители? — проворчал Фолз. — Вообще никого. Ни пьяного, ни трезвого, ни живого, ни мертвого…

— Смотри, как бы тебя не уложили тоже, — сказал ему Санчес. — Убери башку, дурак.

— Куда я ее уберу? — огрызнулся Фолз. — Между ног засуну? Мы здесь со всех сторон простреливаемся, я чувствую себя как бык на бойне! Какого хрена было соваться сюда на ночь глядя…

— Правильно!.. Если нарвемся на засаду — всем конец!.. — зашевелились морпехи.