Вне телескопического прицела рыцари выглядели как муравьи. «Браунинг» калибра 12,7 миллиметра бил на два с половиной километра, но совместить летящую сквозь слои воздуха разной плотности, сквозь ветер и земное притяжение, порыскивающую от вращения пулю, с этими крохотными фигурками представлялось малоразрешимой задачей даже для самого лучшего стрелка. Но Санчес не задумывался над частностями. Он попадал всегда, а значит, должен попасть и сейчас.
Один из «генералов» сидит на стуле: в доспехах и шлеме с поднятым забралом, рядом стоит рыжий, здоровенный тип, морда чуть не лопается. Ага, он держит в руках поднос с огромным кубком — прислуживает, значит боссу. Босс, значит, хм…
Санчес выдохнул, задержал дыхание. Плавно потянул спусковой крючок…
Остановился.
Что-то мешало. Ему было наплевать на тех троих чернокожих, и на остальных тоже. Они были мишенями на Большом полигоне в Сан-Диего, не больше. Если бы он не снял их тогда, промазал — да, наверное, расстроился бы. Ну а снял — так не сильно и радовался-то, если честно. По фигу было. Здесь Санчес впервые почувствовал: от его выстрела может что-то зависеть. Что-то может измениться. Как будто смотришь киношку про средневековые сражения, где черные сражаются против белых, только не так, что сидишь, лопаешь кукурузу и больше ничего, а можешь сам влиять на экранные события. Кнопочка есть под рукой: чик, и убрал одного, чик — другого. За кого бы он болел? Конечно, за белых. Он всегда болел за белых, даже когда они…
«Так, отставить, — скомандовал себе Санчес. Об этом уже поговорили. — Он не за белых и не за черных. Он за Джелли, Фолза, Хэкмана, за морпехов. Даже за этого придурка Прикквистера… И хватит…»
Палец привычно дожал спуск.
Пушечно ударил выстрел, слышимый даже в грохоте идущего далеко внизу боя. «Браунинг» сильно дернулся, больно ударил в плечо. Пуля летела две секунды, которые растянулись надолго. Но, наконец, достигла шатра. Кубок слетел с подноса, рыжий вздрогнул, схватился за локоть из которого хлестал фонтан крови… Остальной части руки у него больше не было.
«Промазал», — удивленно подумал Санчес. Он ведь не в прислужника целился, а в его босса!
Второй выстрел опрокинул рыжего на землю. Головы-ведра рядом с ним очумело вертелись из стороны в сторону. «Босс» вскочил, захлопнул забрало и сразу смешался с другими железными фигурами. Замаскировался, собака! Санчес даже расстроился. Он тут же поймал в перекрестье первую попавшуюся голову-ведро, пальнул, но проделал дыру в грудной кирасе — точно по центру. Немного успокоился и поймал следующую фигуру…
Миллера ранило в плечо, Шарки стрела пробила бронежилет и застряла там, он потерял немного крови, но оставался в строю. Лягушонок получил стрелу в лоб, на удивление, она пробила голову насквозь и вылезла окровавленным острием из затылка, несчастный погиб мгновенно. Пронесся слух, что лучники подстрелили принцессу Гию, которая стояла с отцом на балконе у наружной стены. Проверять, так это или нет, у Маккойна не было времени.
Этот бой не был похож на все, в которых ему приходилось участвовать. Огромный численный перевес противника определял непривычную тактику наступления. Они, не считаясь с потерями, перли, как красные муравьи, обгладывающие все на своем пути. Место убитых тут же занимали их сотоварищи, пробитые в шеренгах бреши затягивались в течение минуты, а сзади ждали своей очереди все новые и новые легионы. На миг у бесстрашного капитана Маккойна мелькнула мысль, что победить их нельзя. То есть, наверное, можно, но если вывести навстречу такую же тьму вооруженных бойцов, чтобы каждый твой воин разрубил каждого ихнего… А иначе, ничего не получится…