Кто-то с размаху упал на колени, кто-то застыл на месте, однако лошади — твари, не наделенные разумом и фантазией, — продолжали по инерции двигаться вперед, давя копытами упавших, подгоняя отстающих и толкая в спины остановившихся. И тут же заорали командиры — тоже твари, только разумные, для которых нарушение строя было страшнее любых небесных явлений и знамений. Человеческая масса, на мгновение запнувшись, дернулась раз, другой… и с криками и руганью снова пошла на крепость.
«Неужели конница нужна для того, чтобы не дать отступить пехоте?» — отстраненно подумал Маккойн. Он не был силен в средневековой военной стратегии. Но сейчас подобные тонкости не имели никакого значения. Он снова поднес ко рту рацию.
— Санчес, как меня слышишь?
— Слышу отлично, капитан! — ответил сержант, устроившийся на башне с крупнокалиберной снайперской винтовкой на сошках.
— Ставлю задачу: холм на юго-западе, дистанция тысяча четыреста метров, ориентир — два штандарта с крестами и третий чуть поодаль, там медведь какой-то намалеван, под ними шатер — видишь?
— Вижу, — после небольшой паузы отозвался Санчес.
— Скорее всего, командование ведется оттуда. Снимай там всех подряд!
— Задачу понял!
После этого Мако снова включил рацию на передачу.
— Салливан, Андерс! Вашим группам — товьсь!
На левом фланге Андерс, Миллер, Прикквистер, Фолз, Лягушонок и Крейч уже надели на свои карабины 40-миллиметровые «подствольники» и сейчас зарядили их осколочными гранатами. То же самое проделало отделение Салливана, рассредоточенное на противоположном конце стены.
Между тем лучники, идущие вслед за копейщиками и конницей синхронно наложили стрелы на тысячи тетив и подняли луки…
Прикквистер этого не видел, ибо в бою только командиры могут иметь представление о полной картине происходящего, потому они и командиры, простой солдат видит только свой участок ответственности. Уложив карабин на выемку в зубце стены, Прикквистер что есть сил вцепился в ложе и заглянул в окуляр оптического прицела. Это был его первый бой, раньше ни разу ему не приходилось целиться в живых людей.
Четырехкратное увеличение придвинуло заросшие щетиной и грязью лица пехотинцев-копейщиков, он увидел выпученные в лихорадке атаки глаза и открытые рты. Вот коренастый мужик, похожий на неандертальца, у него волосы растут почти от самых бровей — все поглядывает наверх с опаской, бормочет что-то, не переставая. Отвратная рожа. И рядом ему под стать — жирный, аж лоснится весь, рот искривлен в злобной гримасе. Дружки-товарищи, наверное… А вот рыжеволосый пацан, лет семнадцати-восемнадцати, не больше, под носом сопля повисла — от возбуждения, наверное, — а все лицо в молочно-розовых пятнах от солнечных ожогов. Не привык, видно, к южному солнцу. Откуда тебя занесло сюда, дурачок, с каких далеких берегов?..
Боже, подумалось вдруг Прикквистеру, а ведь здесь могут быть какие-нибудь наши предки. Мои предки. Вон тот, с соплей, хотя бы — что ж, положа руку на сердце, такой замухрон вполне может оказаться каким-нибудь моим прапрапрадедом, разве нет?..
— Гранатометы — огонь! — услышал он команду Андерса.