И все же именно после него Острожский принялся излишне осторожничать и допускать ошибку за ошибкой. Будто что-то в нем на оршанском поле надломилось.

– Может, на заговорщиков излишне понадеялся пан гетман? – немного помолчав, снова закинул пробный шар степняк. В местной военной иерархии Денис разбирался слабовато, а о крымской так вообще не имел даже малейшего представления. Но очень сильно подозревал, что этот тип на самом деле является не таким уж простачком, мелкой сошкой и простым полевым командиром, которым старается прикинуться. Такому сболтнуть чего-нибудь лишнего – себе дороже станет.

– На каких?

– На тех самых, которых урусы вывесили на городской стене, едва ляхи подошли к Смоленску. Говорят, все они, когда город сдался Василию, присягнули ему на верность. За что были пожалованы богатыми дарами. Шубами, золотом да драгоценностями. Именно в них они потом на виду осаждающих и висели. Много их там было, странно, что ты не заметил. Почти вся боярская верхушка. Как только, интересно, удалось их раскрыть?

– Так, может, всех подряд похватали, да и все. А там уж под пытками в чем угодно признаешься.

– Епископа только среди повешенных не было. Говорят, пощадили. В монастырь отправили. Потому что именно он собрал всех заговорщиков в своем доме – дать им послушать, что расскажет его человек, вернувшийся после битвы под Оршей. А заодно и договориться о начале восстания против московитов. Да только дом его почему-то оказался под колпаком, и всех мятежников в нем и повязали. Наместник Василий Шуйский, говорят, лично поимкой руководил. И ведь верно, что Тишайшим прозвали. Как все ловко да тихо провернул. Да только кто ж ему весь этот заговор раскрыл? Не знаешь, случайно? Сам-то сюда когда после Орши вернулся?

– Да я на календарь не смотрел.

Крымцу знать о том, что Шуйского о заговоре предупредил именно он, Денис, не следовало. Тень тогда могла пасть на приставленную к Варсонофию в качестве двойного шпиона Ярину. Владыка, как только узнал о возвращении своей лазутчицы, примчался выспрашивать о проигранном русскими сражении. Потирал руки и вслух строил планы на предстоящее восстание. За чем его и застал заранее приглашенный Денисом в качестве скрытого зрителя Шуйский. И надо сказать, в засаде своей он сидел действительно эталонно тихо. Как только епископ понял, что раскрыт, тут же начал спасать свою жизнь, активно «сотрудничая со следствием». Лично вызвал к себе всю верхушку заговорщиков. Прекрасно зная, что ждет этих людей. И, кстати, даже сам указал на место, где скрыто держит пистоль его некий очень дорогой гость. После чего приказал своим слугам незаметно для владельца оружие это разрядить.

Таинственного гостя этого, кстати, тоже в итоге не оказалось среди повешенных. Его знания и услуги, которые он может оказать благодаря этим знаниям, очень заинтересовали сильных мира сего. Когда Денис увиделся с ним в последний раз перед отправкой пленника в Москву, тот торжественно-спесивый тон общения сменил на максимально умоляющий. Умолял, естественно, позаботиться о его дочери. Что было совершенно лишним. Денис, хоть едва и не лишился из-за нее головы, ничего, кроме жалости, к девчонке не испытывал. Оказаться в абсолютном одиночестве в максимально дикие времена в совершенно враждебном мире – такое смог бы выдержать не всякий подготовленный взрослый. А уж ребенок…