– Целая страна в подарок? Очень щедро.

– Я уверен, что человек, познавший наши с вами современные нравственные ценности, обладая такими могучими управленческими рычагами, несомненно, изменит жизнь нашей страны к лучшему. На самой заре ее государственности.

– А я в этом не уверен. Что может натворить на троне девчонка, которая точно знает, что ради ее вознесения к звездам были принесены в жертву тысячи жизней, но принимающая это как должное? Что-то не вижу особой разницы с теми, кого вы хотите на нее заменить. Может, разве что цинизма у них поменьше. Да и жоп в соцсетях они не видели ни одной…

– Молодой человек, мы вновь свернули на топкую тропку никому не нужного диспута. Вы получили ответы на свои вопросы? Удовлетворены?

– Нет.

– Перед смертью не надышитесь. В вашем случае, видимо, в прямом смысле. Прекратите тянуть время.

– Последний вопрос. Правда.

– Что ж…

– Интригу с Глинской ты провернул. Ладно. Смоленск-то зачем обратно хочешь отдать? Чем он в составе России не нравится?

– Принципом. Если хотите, я вижу у истоков становления государства исключительно право. Иначе опять получится некое монструозное образование, которое в XVI веке аннексирует Смоленск, потому что, де, это наша, когда-то отнятая у нас земля, а в XXI веке под тем же соусом захватывает Крым. Оставаясь и тогда, и сейчас страной-изгоем, с которой не хочет иметь дело никто в цивилизованном мире.

– То есть ты хочешь с этим миром жить… в мире. И согласии.

– Что же в этом плохого?

– Да нет. Плохого – ничего. Но если это согласие не позволит нам стать такими, какими мы стали?

– Тот же ответ. Не вижу в том ничего плохого.

– Вот как. Что ж. Жаль.

– А мне жаль, что этот разговор еще продолжается. Прощайте, молодой человек.

Шеф поднял пистолет. Замок его уже был взведен. Черный провал дула смотрел Денису куда-то в район переносицы.

Щелчок спущенного курка. Короткое жужжание раскручиваемого замка. И… ничего.

Именно в этот момент приоткрылась дверь, и в нее просунулась голова местного аборигена. С бородкой и возбужденным румянцем на щеках.

– Денис, – заговорщицким полушепотом с укоризной проворчал он. – Сколько можно. Всех повязали, только этот один и остался. Наместник Василий Шуйский гневаться изволит. Спрашивает, что это там, мол, за птица такая, которую ему – ему! – столько ждать приходится.

– Да, Дима… ммм… Дмитрий. Конечно. Забирай его. Я уже узнал все, что хотел.

Октябрь принес холодные ливни. Леса, богато осыпанные золотом с драгоценными вкраплениями рубиновых и изумрудных ожерелий, теперь увязли в печали и унынии. Под серой завесой угрюмых ливней вся нарядная напыщенность сентября растаяла и утонула в раскисшей грязи. Как и дороги, превратившиеся в чавкающие, разбитые и тонущие в болотцах хляби. Особенно те, что вели на запад. В раскисшее непроходимое месиво их превратило ушедшее из-под Смоленска войско Сигизмунда. Победившее в битве под Оршей, но не сумевшее добиться главной цели своего освободительного похода – вернуть город под власть Литвы.

О его недавнем стоянии под стенами крепости напоминали изломанные повозки, серые кострища, постепенно киснущие в лужах, расплывающиеся и обрушивающиеся под дождями земляные валы, орудийные брустверы да заполненные водой рвы, от которых сильно несло тиной. А еще укоризненно притулившееся у кромки леса кладбище, ощерившееся печально покосившимися крестами. Сбитыми в основном наспех и из чего попало. Большую часть лежащих в земле людей, которые явились под стены гордыми оршанскими триумфаторами, под ковер дерна уложили не отчаянные штурмы и боевые столкновения, а мор. Верный спутник любого осаждающего ту или иную твердыню войска. Особенно в том случае, если оно к такому сложному мероприятию, как осада, совершенно не готово.