Самыми знакомыми были колеса снизу: не очень большие, ажурные, с множеством блестящих металлических спиц, как на велосипеде, который есть у сына сотника Лопухова и который он только по воскресеньям выводит за рогатый руль за ворота, чтобы все завидовали.
Но это было и все, что нашел Афанасий знакомого в аэроплане. Спереди торчал ярко-желтый лакированный, странно изогнутый, вроде крыл на ветряной мельнице, предмет. От него в глубину тупой морды уходил металлический штырь, в носу что-то слабо потрескивало, вроде бы остывало. Из-под гладкой металлической покрышки высовывались непонятные ребрастые штуковины, переплетенные металлическими кишочками-трубками, проволокой…. Выходит, двигун?
Сзади туловище истончалось, опиралось на лыжу, над нею торчал плавничок, от него отходили маленькие крылышки, похожие на те, что спереди. Смахивает на рыбий хвост… Значит, он что? По небу плавает, а не летает? Тогда отчего он не падает?
Афанасий даже вспотел от непривычного напряжения мысли. От аэроплана пахло странно: гарью, какой-то краской, незнакомой и едкой.
Может быть, он крыльями двигает? Вроде чайки?
Что-то не было такого заметно…
Для проверки Афанасий покачал нижнее крыло, но оно держалось крепко, а сам аппарат неожиданно легко качнулся. Афоня, перепуганный, отскочил. Ну его, еще сломаешь чего-нибудь, заколотят! Но бес любопытства толкал к незнакомому. Затаив дыхание он заглянул в переднее гнездо. Здесь было кожаное кресло, все в ременной сбруе: привязывает он себя, что ли? Ну конечно, чтобы не выпасть!
Со всех сторон торчали какие-то загогулины, под ветром медленно позванивала натянутая проволока. Снизу выпирал, выходя в гнездо, толстый штырь, на нем сидело отполированное ладонями полуколесо, видно, за него и надо из всех сил держаться, чтобы не выкинуло, когда трясешься в небесах…
Второе гнездо, сзади за перегородкой, было поменьше. Но зато над ним на круге торчал черный пулемет с длинным ребристым стволом и круглой, плоской тарелкой для патронов. На дне гнезда блестели пустые гильзы. Афоня покосился на пулемет опасливо, трогать не стал.
Что-то мерно капало. Афанасий на четвереньках подлез под аэроплан. Здесь на земле расплывалось большое маслянистое пятно, от которого воняло тошнотворно. Афоня поднял голову и только тут заметил, что все брюхо машины пробито мелкими дырочками, видно стреляли в него, сердешного!
Оттуда, из-под брюха, и извлекли Афанасия прискакавшие для охраны машины два пожилых станичника, дали ему подзатыльник, чтобы не шалил. Поглядели угрюмо, с опаской на чудище и, отойдя подальше от греха, уселись на землю, поставив меж колен карабины.
…Близ дома отца Паисия собралась, считай, вся станица. Пожилые сидели поодаль от крыльца, ковырялись в бородах, лузгали семечки, держали вид, что им все одно, что там творится, в доме. Девки обсели крыльцо, как мухи, шептались, хихикали. Несколько баб кормили младенцев, косясь глазами на распахнутые окна, жадно тянули шеи. Туда, в дом, была послана самая бойкая, знахарка Кудиниха. Там же заседали престарелый сотник Лопухов и другие значительные станичники. Время от времени слышался звон стаканов, потом заиграла фисгармония, и голос поповны запел сладостно: