– Боюсь, государь не одобрит.

– А мы не скажем, Константин Константинович. Шучу, шучу. Не о том думаете, господин контр-адмирал. У нас вопрос номер один – движение эскадры Беклемишева.

– Но, ваше высокопревосходительство, разве с прекращением огня не придётся так называемой «четвёртой эскадре» зайти в Сайгон и там дожидаться заключения мира?

– Чёрта с два! Пусть спасибо скажут, что «Цесаревич», «Аскольд» и «Диана» останутся в местах интернирования до подписания полноценного мирного договора. А «Слава», «Александр 2» «Память Азова» и «Корнилов» шли во Владивосток и не были интернированы. И я, как командующий Тихоокеанским флотом задачу и маршрут эскадре Беклемишева не менял!

– Рискуете, Николай Иванович. Боевые действия прекращены.

– Эх, Константин Константинович! Вы замечательный морской офицер, но взгляните шире. Какова сейчас обстановка в России? Нет! Небогатов нужен царю не до окончания войны с Японией, как многие думают. До окончания революционной смуты нужен Небогатов. Еще демобилизация предстоит миллиона с лишним злых и смерти в глаза смотревших мужиков. Недавние выходки солдат гарнизона что показали?

– Что армия ненадёжна.

– И это тоже, но главное – флот оказался на высоте и в зародыше подавил бунтарские устремления солдатни. А Небогатов кумир у матросов и офицеров Тихоокеанского флота. Или не так?

– Всё так, Николай Иванович. Замечательную лекцию вы мне только что прочли.

– То-то же, господин контр-адмирал, – Небогатов добродушно рассмеялся, – нет, год или два у меня есть. Пинка под зад наладят, это всенепременно. Но не раньше как гидре революции прижгут все головы. А сие ой как непросто. Я читаю жандармские записки, читаю.

– Что передать нашему агенту в Сайгоне?

– А ничего не передавайте, у нас завтра намечена встреча с корреспондентами информационных агентств, аккредитованными во Владивостоке и прочей пишущей братией. Я и заявлю, отвечая на вопросы, что любая попытка атаковать русскую эскадру МИРНО идущую во Владивосток вызовет немедленное возобновление боевых действий в Маньчжурии и истребление ВСЕЙ японской армии, а также десантирование на Хоккайдо тридцатитысячного корпуса и отторжение северной части острова в пользу России. Представляете, какой шум поднимется?

– Это отставка, Николай Иванович. Император не потерпит такой партизанщины. Как бы ни были велики ваши заслуги перед Россией. Но, вы же по сути Бонапартом себя объявите. Такое не прощается.

– И пускай. Зато уйду на высокой ноте – полным адмиралом, победителем Японии. Устал я, милейший Константин Константинович. Помните, – конец апреля, встреча эскадр, смерть Зиновия. Не прошло ведь и полугода с того дня, пяти месяцев не прошло. А как будто две жизни прожито, – что ни день то испытание. Да и вас этот тяжкий крест не минул – знаю, пьёте, чтоб нервы успокоить-устаканить. И я пью. Свенторжецкий вон на кокаине только и держится. Ничего, прорвались в мае и в сентябре всё получится!

Небогатов неожиданно сменил тон, рассмеялся, и дружески хлопнув начальника штаба Тихоокеанского флота по плечу, вышел из кабинета, оставив контр-адмирала в совершенно «раздраенном» состоянии.