От разведывательных рот непрерывно приходили донесения. Пошли потери, погиб один и ранено четверо человек. Пока русским противостояли не регулярные части армии или ополчение, а горстка фанатиков (или героев, смотря с какой стороны посмотреть). Один оголтелый самурай смертник и несколько полицейских, решили геройски умереть на посту. Раненых и убитого десантников доставили в порт Вакканая на спешно реквизированных повозках. Причём одну, с погибшим морпехом, прикатил впрягшийся в оглобли здоровенный лоб из недавних каторжников, которому по просьбе лейтенанта Максимова оставили винтовку, а потом и порекомендовали в морскую пехоту.

– Смотрите, Валентин Степанович, – Васильчиков повернулся к своему начальнику штаба, подполковнику Зеленцову, – а наш орёл то бегом то шагом нёсся, и не запалился ничуть, как бы не быстрее японских лошадок летел.

– Хм, трофейные коняшки раненых везли, потому их особо не гнали. Но, правда ваша, Сергей Николаевич, это не кони, прости господи, – пони! Как на таких гонцов посылать с депешами – чёрт его разберёт. А солдат – молодец, смотрите, сдал павшего и с телегой к продовольственной палатке. Ну-ка, ну-ка.

Офицеры, прячась за палаткой, подошли шагов на десять в новоявленному рикше и стали свидетелями примечательного разговора.

– Дак, господин унтер-офицер, поручик Веремеев отправил с мёртвым Васькой на японской телеге и приказал вертаться. А что ж я просто так пойду? Давайте пищии какой или патронов, дороги тут ровные, я скоро дойду, тут вёрст с десяток будет.

– Пищии, – передразнил интендант, – дурак, как я тебе выдам без бумаги от командира роты? Почему нет аттестата?

Какая бумага? Я чтоб впустую не ходить, а тележка очень уж прикладистая, впрягся и идёшь себе, колёсья сами катятся.

– Колёсья! Пищии! Иди давай, пока полковник не заметил, Аника-воин.

– Что тут происходит? – Васильчиков решил явить себя подчинённым.

Махнув рукой на вскочившего унтера, полковник повернулся к «извозчику».

– Из роты поручика Еремеева?

– Точно так, роты поручика Веремеева буду, Николай Сёмин я.

– Не устал, Сёмин Николай? – Полковник не собирался блюсти букву Устава и «дрессировать» солдата, придираясь к каждой мелочи. Впрочем, это было заложено ещё в самом начале формирования частей морской пехоты лично Небогатовым, приказавшим обращать внимание исключительно на боевую выучку, а не на шагистику и парадную выправку. Двух особо рьяных уставников, поручика и штабс-капитана, вице-адмирал так разнёс, что гордец-поручик пытался даже застрелиться, благо в последний миг заметили, спасли, – выкрутили руку и выстрел пришёлся в потолок казармы.

– Никак нет, ваше высокоблагородие, – браво ответствовал двужильный Сёмин, – господин поручик всё переживал, консервов мол взято на три дня, а нам ещё вперёд иттить, когда подвезут. А тут бричка такая ловкая – ход лёгкий, я на каторге тачки тяжельше катал. Неужто для товарищей не привезу консерву и патронов?

Расчувствовавшийся полковник представил Сёмина к ефрейторской лычке – за инициативу, и приказал довести до поручика Еремеева два отделения и пулемётный расчёт, дабы усилить роту, производящую поиск на самом опасном направлении. Тащить телегу обратно было непросто – груза хватало. Однако в помощь Сёмину была выделена японская лошадка «почти пони» и маленький отряд зашагал строго на юг.