Из толпы послышались недовольные выкрики, но он не обращал внимания.
— Граждане Дагестана! Впервые за многие сотни лет мы получили независимость! Впервые мы стали хозяевами на собственной земле, впервые у нас есть выбор! И как мы используем этот исторический шанс — зависит только от нас! Посмотрите вокруг! Мы видим разбитые дороги, грязь и нищету! Мы видим виллы и машины наших чиновников, которые они нажили воровством и взятками! Что важнее — остановить коррупцию и начать строительство нормального государства — или портить отношения с соседями, посягая на их территорию?! Только что я слышал упоминание Путина! Неужели мы получили свободу не для того, чтобы быть свободными, а чтобы мечтать о сильной руке? Неужели мы, кавказцы, такие рабы, что все еще мечтаем об ошейнике и похлебке? Давайте же забудем…
Отключился микрофон, какие-то люди, взобравшиеся в кузов, сильно ударили его по почкам и стащили с машины. Миг — и он оказался за машиной, в окружении решительных молодых людей в борцовках и камуфляжах. Он стоял, прижавшись спиной к грязному старому грузовику, а они были возле него, сомкнув жаркий, тяжело дышащий строй.
— Ле, ты кто такой? — спросил один из них. — Задорого азерам продался? Может быть, ты сам азер, а?
— Я аварец, но я хорошо знаю ваш народ…
— Задорого продался? — упрямо спросил тот же самый парень, бритый наголо. — Сколько тебе азеры заплатили, говори…
— Сабур, сабур, пацаны… — к машине пробился кто-то, расталкивая собравшихся руками, — суету не надо наводить. Я за него волоку, мы вместе учились. Не надо его ломать.
— Не, а че он тут мутит?
— Он не будет, отвечаю…
Дибиров узнал Шамиля, своего одногруппника.
— Короче, если еще раз этого оленя увижу, сломаю… — пообещал бритый
— Пара късан я[20], — Шамиль пробился к нему окончательно, схватил Дибирова за руку, — пошли…
Они шли через толпу, провожаемые недобрыми, жгущими спину взглядами.
— Что происходит? — спросил Дибиров, едва они выбрались из самой теснины.
— А сам не видишь?
— Ты-то зачем здесь?
— А где я должен быть? Я со своим народом…
Они вышли к стоящим посреди улицы машинам, Дибиров дернул его за руку.
— Стой, поговорим.
— О чем тут говорить? Не приходи сюда больше. Здесь все для себя всё решили.
— А ты?
— А что — я? Я как все.
— Шамиль!
Они стояли друг против друга — но они не слышали друг друга.
— Ты понимаешь, что это шанс! — горячо заговорил Дибиров. — Шанс все построить нормально! Для нормальных людей, как мы с тобой! К чему вы призываете — к аннексии, к территориальным захватам, к грабежу соседей? Ты помнишь, как мировое сообщество отреагировало на аннексию Крыма? Россия стала изгоем! Ты хочешь, чтобы и мы стали изгоями, да? С первых дней независимости?
— Я слышал, что тебя министром юстиции назначили, да?
— Да.
Шамиль вырвал руку из руки Дибирова.
— Не поздравляю. Я бы отказался. Иди отсюда. А то тебя убьют.
Шамиль повернулся и пошел обратно на площадь
Тем временем на трибуну митинга влез другой оратор, в черной кожаной куртке и камуфляжных штанах. Схватил микрофон.
— Люди! — заорал он истерично. — Лезгияр!