О, Аллах… — отвлеченно подумал Дибиров — как так может быть? Как это вообще возможно? Ну ладно эти… пошумят и разойдутся. Но как академик Казиев, которому за семьдесят, один из самых авторитетных людей в республике, депутат Госсовета, может говорить такое? Неужели он не понимает, что запускает своими словами процесс национального дробления республики, и что хуже — они не успели получить независимость, как уже посягают на земли соседнего Азербайджана. Сильного государства, с мощной армией, с современным, закупленным у России оружием. Ради чего все это? Неужели это все… весь этот… неджес копился годами, чтобы выплеснуться здесь и сейчас, именно сейчас, на начальном этапе становления независимого, суверенного, демократического Дагестана, именно сейчас, когда им, как никогда, нужен гражданский мир и нормальные отношения с соседями, когда надо засучить рукава и приступить к строительству нормального, цивилизованного государства.

Неужели не понимает даже академик Казиев? А если понимает — то что, ради Аллаха, он делает? Неужели ему проплатили это выступление? И если так — то что они все за народ, который можно купить и продать, и зачем тогда демократия?!

— Бей азеров! Бей азеров! — начали орать у палатки, где записывали в самооборону.

Рядом собравшиеся мужчины постарше вели другой диалог, обстоятельный и конкретный, почти не слушая ораторов. Говорили по-русски, а не на каркающем лезгинском, что никого не смущало и не вызывало вопросов…

— Нет… — говорил один, довольно молодой, с бородой и усами, — Ильяс-хаджи тут не прав, обвиняя русских. Это мы сами виноваты. Мы и наша власть, аварско-даргинская. Они все давно азерами купленные, воруют. Лезгинского народа во власти нет. Даже у кумыков больше депутатов, чем у нас, хотя мы тут первые жили. На Золотом мосту[18] сколько разворовали, а? А на дорогах? Им наплевать на лезгин, им бы только взятки брать да воровать, шайтаны. Надо народную власть делать, да…

— Вай, какая народная власть, гада[19], — проговорил другой, намного старше его, за пятьдесят, — власть должна быть крепкой, иначе страна развалится. Путина опять надо! Путина! Там хоть менты беспредельничали и чиновники воровали, а все же народ лучше жил…

Упоминание Путина и ментовского беспредела, от которого он пострадал и с которым боролся, хлестнуло Аслана Дибирова подобно пощечине наотмашь, и он начал, пихаясь локтями, пробиваться к трибуне…

Каким-то чудом ему удалось пробиться к трибуне и перехватить микрофон. Сказалась заминка организаторов, предыдущий оратор выступил, а с новым были какие-то проблемы. Аслан Дибиров забрался в кузов «КамАЗа» и перехватил микрофон.

— Люди! — громко крикнул он по-русски, потому что лезгинского не знал. — Лезгины!

Толпа, кажется, даже притихла, голос с «КамАЗа» разносился по площади…

— Я Аслан Дибиров, правозащитник! Кто-то из вас меня знает, а кто-то нет! Но когда я спасал людей из тюрем, вырывал их из застенков, я защищал тех, кого замешивали менты, помогал обжаловать несправедливые приговоры — мне было наплевать, какой человек национальности, аварец он, даргинец или лезгин. Я помогал всем! Лезгинский народ — мне такой же родной, как и все остальные, потому что я теперь гражданин суверенного, демократического Дагестана.