Спустя годы Волков сделал потрясающий телевизионный сериал с Ростроповичем, а впоследствии и со Спиваковым. В свое время много шума наделала его книга о Шостаковиче. Соломон работал в свое время на радио «Свобода» и в Нью-Йорке на «Голосе Америки».

В 1975 году в Театре на Малой Бронной я как художник оформил Анатолию Васильевичу Эфросу спектакль «Снятый назначенный». В театре была небольшая сцена, но во весь задник находилось облако из моих фотографий-контролек, штук сто двадцать лиц. И когда занавес расходился или в зале включали свет, каждый раз зрители ахали.

В спектакле были заняты Леонид Броневой, Лев Дуров, Анна Каменкова… И там играла Оля. И играла так, что все замирали. Анатолий Васильевич придумал замечательный режиссерский ход: я должен был участвовать в этом спектакле в качестве фотографа. Скажем, идет какой-нибудь кульминационный эпизод на производственную тему, а я как папарацци снимаю с блицем и потом выношу фотографии и ставлю на сцене. К концу спектакля все персонажи на фотографиях в различных позах.

Мы заранее отсняли все мизансцены. Но потом Анатолий Васильевич понял, что этот креативный ход утяжеляет спектакль, потому что надо каким-то образом прерывать другие сцены, выносить фотографии, ставить их… И в итоге мы от этого отказались. Но я все-таки получил свой кусочек славы.

И надо сказать, я тогда всех отлично снимал во время спектакля, только с Олечкой Яковлевой, такой трепетной и нежной, у меня были проблемы. Она произносила несколько фраз – и в слезы. Все вроде идет нормально, я настраиваю фотоаппарат, а потом, когда начинался какой-то диалог и Оля говорила: «А вот этот шлифовально-шпендельно-продольно-поперечный станок с резцом…», я готов снимать, и тут – слезы.

Самая первая моя встреча с Лилей Брик произошла в Театре на Таганке, куда меня Смехов пригласил то ли на 400-й, то ли на 500-й спектакль «Послушайте!». Я тогда снял Лилю за кулисами, это была просто репортажная съемка, фиксация факта, не более того.

А где-то уже в 1976 или 1977 году меня попросили итальянцы из журнала Vogue снять Лилю Брик. В те годы все очень любили российских знаменитостей, и тот же Vogue выпустил номер русского Vogue, где были и Любимов, и «Таганка», и еще масса русских персонажей, а Ив Сен-Лоран сделал замечательные русские коллекции одежды. Лилю Брик просили снять на фоне жостовских подносов, которые висели у нее в столовой. То есть это было конкретное задание редакции.

Я знал уже кое-что из жизни этой легендарной женщины и подумал: «Ну да, для итальянцев, наверное, это здорово, такая „рашен клюква“. Но это совсем не Лиля». И тем не менее я выполнил задание. Но понимал, что это совсем не то фото, которое нужно было бы сделать.

Работалось мне трудно. Я имел тогда допотопную осветительную аппаратуру. Лампы накаливания быстро нагревали помещение, и становилось трудно дышать. Я сослался на это, сказав, что надо выключить приборы, дать им передохнуть. Я видел, что Лилечка – тонко чувствующий человек. Она понимала, что я думаю о другом кадре, но пока не нахожу его. Будучи наслышан о характере Лили, я ожидал, что она сейчас скажет: «Молодой человек, вот вам Бог, а вот порог, когда научитесь снимать, приходите». И чтобы оттянуть этот тягостный момент расставания, я, выключив свет, стал бродить по квартире. Квартира была небольшая, трехкомнатная, и вот в кабинете ее мужа, Василия Абгаровича Катаняна, я увидел продавленное, практически полуистлевшее кресло, афиши Маяковского, фотографии Лилечки времен Александра Родченко, какие-то книги…