В общем, снова отменили съемку. Я опять еду за разрешением в Министерство обороны… Наверное, они подумали, что же это за фотограф такой, который не смог за один день уложиться, но пошли мне навстречу. Розы, оставшиеся со съемки, я кладу в ванну восстанавливаться, так как в Москве таких цветов не найти. Дожидаемся следующего выходного дня, и тут начинаются проливные летние дожди. Откладывать еще на неделю нельзя, хотя и так понимаю, что мое «апельсиновое солнце» накрылось.
Тогда еще фотошопа не было, это сейчас можно снять, а потом на компьютере передвинуть солнечный шар по кадру. Тем не менее на свой страх и риск повез все и всех в Архангельское. Выстроил композицию, поставил на столик то, что осталось от цветов, сам держал зонт над камерой, а Зайцев в наказание держал зонт над осветительным прибором, и мы ждали, когда закончится ливень. Дождь остановился, Ирочка из укрытия побежала в кадр, я настроил на нее камеру…
И тут все мое съемочное пространство в объективе заполнилось экскурсантами, которые, оказывается, незаметно для нас пережидали дождь под липами и лиственницами… И – о чудо: среди туристов я увидел Софико Чиаурели, которая приехала из Тбилиси показать своим внукам эти красоты. И я попросил Софико встать с одной стороны и не пускать людей в кадр, а Женьку Герасимова – с другой, а ведь он тогда был очень популярным актером, переживал, что называется, свой звездный час… И туристы смиренно стояли и ждали, пока мы все отснимем, – сработал авторитет трех известных киноартистов: Герасимова, Купченко и Чиаурели.
Конечно, никакого солнца в кадре теперь нет, но есть тяжелые грозовые тучи, что оказалось еще интереснее. А Ира Купченко тут просто потрясающая, я ей за эту фотографию благодарен бесконечно, за ее безропотность, терпение, женственность и естественность.
Работа с Андроном Кончаловским
«Дядя Ваня» стал для меня вторым фильмом Кончаловского, на который он меня взял фотографом. Проблема заключалась лишь в том, что у меня тогда толком не было своей камеры. Вечная память фотографу Эдику Крастошевскому, он мне давал свой Hasselblad, чтобы я снимал.
Но на «Мосфильме» в рекламном отделе принимали к работе негативы только формата «шесть на шесть». И чтобы взять меня на картину, Андрон сказал: «Найди камеру».
Фотоаппараты «Салют», которые делали кадры нужного формата и качества, производили на Украине. Я поднял на ноги всех знакомых, кинули клич по всей Руси Великой, и камера нашлась… Но в Архангельске. Стоил фотоаппарат огромных денег. 400 рублей – в то время это были две зарплаты Андрона. Помню, Андрон что-то репетировал с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским, когда я вбежал с новостью: «Андрон, нашли аппарат в Архангельске, нужно 400 рублей!» У Андрона, конечно, таких денег не было. Но нам фотоаппарат был нужен для работы, и он обещал… И так виртуозно Кончаловский это обыграл: он не выразил ни удивления, ни огорчения, а просто сказал: «Зайдешь в четыре часа». Я говорю: «Хорошо». Думаю, если Андрон сказал, значит где-то достанет деньги.
В четыре часа я скребусь в кабинет, потому что прекрасно понимаю, что это – две зарплаты… Но Андрон сделал все красиво: продолжая репетировать с Иннокентием Михайловичем, даже не оборачиваясь на меня, достал конверт и молча протянул мне… До сих пор с благодарностью вспоминаю эту мизансцену. Я знал, что даже если Андрон и брал что-то в долг у родителей, то он всегда все записывал и обязательно им возвращал.